– Но тогда… ночью и утром… разве ты не спасла его? – осторожно спросил я и пристально посмотрел на фею, от веселья которой не осталось и следа. Неглубокая складка залегла между бровей, плотно сжались губы, а глаза слегка сощурились, как у дикой кошки.

– Это не отменяет того факта, что больше мне некуда идти. Если я вернусь в поселение, то где гарантии, что подобное не повторится? Не хочу просыпаться ночью от каждого шороха, думая, ветер это гуляет между дырами в стене или пришел проведать друг, который так и жаждет сломать и надругаться. Лучше быть ручным зверьком для Высшего, помогая излечивать подданных, нежели вернуться туда, где тебе не рады.

– Мулцибер никого никогда не считал ручным зверьком, – резко произнес я, заступаясь за демона, – его сущность не делает демона плохим. Он справедливый, местами грубый и молчаливый, но никогда не даст в обиду тех, кем дорожит, и сделает все, чтобы их осчастливить.

Касандра, должно быть, уловила нотки грусти в моем голосе. Она подалась телом вперед и обхватила мои мохнатые лапы своими теплыми пальцами, чуть сжав их. В ее взгляде не было насмешки, лишь сострадание и понимание.

– Расскажешь?

Мы просидели так несколько минут. Когда фея чуть заметно мотнула головой и начала выпрямляться, освобождая ладони от хватки, я шумно втянул воздух через нос и медленно, перебарывая себя, начал рассказывать обо всем, о чем помнил – о смертельной болезни, которой подвергался любой сатир, о Смерти, что приходила во сне и посылала морок при свете дня, о том, что перед тем, как излечиться, я встретил фею, едва дышавшую на могиле отца. От последнего воспоминания тело девушки дернулось, будто от удара хлыстом, но она упорно продолжала удерживать мою ладонь в своих руках. Между нами струилась светлая магия, что окутывала тела и дарила чувство освобождения – от собственных страхов, боли, горечи потерь. Когда я закончил рассказ, Касандра тихо произнесла:

– В ту ночь, когда нашел меня… я видела призрак твоего отца – он просил освободить его душу от земного заточенья. Вы с ним очень похожи внешне, словно две капли воды. Но его слова не выходят у меня из головы.

– Какие?

– Что это Смерть заставила его прийти и даровать свободу, заведомо зная, что любое прикосновение моей магии к загробной жизни может обернуться погибелью.

– Если ты знала, что можешь умереть, зачем тогда ввязалась в это?

С минуту Касандра молчала, а потом произнесла тихим, пронизывающим до костей холодным голосом:

– А ты бы поступил по-другому? Я уже говорила Мулциберу, скажу и тебе – мне нечего терять. Я никто, понимаешь? Никто не будет оплакивать мою смерть, никто не вспомнит, что на свете когда-то жила фея, никто не будет сожалеть об утрате. Изо дня в день задаю себе один вопрос – кто я и для чего была рождена? Сколько бы ни взывала к мойрам, все оставалось без ответа.

Касандра резко встала с кровати и начала ходить по комнате из угла в угол. Ее крылья подрагивали, выдавая ее волнение.

– Я могу чем-то помочь?

– Оставь меня одну, пожалуйста. Ненадолго.

Хоть тон феи и был вежлив, но в нем сквозило что-то схожее с растерянностью. Я осторожно слез со стула, подошел к двери, стараясь не налететь на девушку, которая металась из стороны в сторону, и, прежде чем покинуть ее покои, тихо произнес, в надежде, что Касандра услышит:

– Если что, я буду в своей комнате. Спасибо, что доверилась и выслушала.

Осторожно прикрыв дверь, я оставил Касандру одну, надеясь, что ее мысли прояснятся, а тревога в душе сойдет на нет.

Порой искоренить болезнь оказывается не так просто.

Тьма давила со всех сторон. Казалось, что она проникала в легкие, разъедая их изнутри. Я лежал на деревянном полу, отсчитывая вслух удары своего сердца.