Каждый аккорд о ней. Только для нее.

Дверь открывается, и в комнату заходит Нола. Она ошеломленно смотрит на меня.

– Ты должен был лежать! – кричит, но я не останавливаюсь.

– Ты только послушай, – прерываю ее, азартно продолжая играть. – Это о ней. Все о ней. Понимаешь?

Нола качает головой, закатывая глаза, но я вижу, как ее лицо смягчается. Мелодия заполняет комнату, и я знаю: это не просто музыка. Это мой шанс.

Я стою перед зеркалом дольше, чем обычно. Пудра, тональный крем, и еще слой для верности, а синяк все равно виден. Неярко, но я знаю, если кто-то присмотрится, заметит. На очередной попытке скрыть его вздыхаю и отхожу от зеркала. Ничего, справлюсь. Главное, держаться.

В театре меня встречают привычные звуки репетиций: щелчки каблуков, разговоры, музыка. Это мое место. Здесь все подчинено четким линиям, движениям, звукам. Здесь я могу дышать полной грудью.

Сегодняшняя репетиция важна. Этот мюзикл моя история. История боли и страха, которую я перенесла, но без хэппи-энда. Я каждый раз переживаю ее, стоя за кулисами, наблюдая за сценой. Но это помогает. Здесь прошлое кажется дальше.

Только не сегодня. Сегодня все не так. Вчерашняя встреча выбила меня из равновесия, сломала настройку. Я придираюсь к каждому движению, каждому звуку. Все кажется не тем, не туда. Труппа смотрит на меня с недоумением, но никто не возражает. Они привыкли. В конце концов, я отпускаю их раньше, чем обычно. Устало опускаюсь в кресло в пустом зале. Глубокий вдох, выдох. Голову кружит от мыслей, которые я пыталась подавить весь день. И тут в зал заходит директор театра. Я вижу, что он с кем-то.

– Алина, познакомься, это Нола, представитель композитора.

Нола. Строгая, яркая, уверенная. Она сразу производит впечатление. Ее рукопожатие крепкое, взгляд цепкий.

– Ваш мюзикл основан на реальной истории? – спрашивает она, не отрывая взгляда.

– Вдохновлен, – отвечаю я уклончиво. – История… об умении переживать боль и двигаться дальше.

– Это сильно, – говорит Нола, слегка кивая. – Музыка композитора, думаю, идеально подходит для такого проекта.

– Да, она выразительная. Эмоциональная, – признаю я, хотя внутри все сжимается. – Она действительно создает атмосферу. Если хотите, могу показать репетицию. Но не сегодня, – добавляю я, пытаясь сохранить профессиональный тон.

– Почему? – в ее голосе слышится легкое удивление.

– Сегодня все идет не так, как должно. Не хочу показывать полумеры, – поясняю, опуская взгляд.

Нола с легкой улыбкой кивает:

– Понимаю. Я ценю этот подход. Тогда договоримся на завтра?

– Слишком много недочетов, – говорю я, пытаясь улыбнуться. – Лучше через пару дней.

Нола кивает, не настаивает. Мы обмениваемся телефонами.

– Буду ждать вашего звонка, – говорит Нола, глядя мне прямо в глаза. – Уверена, получится что-то потрясающее.

– Спасибо, – коротко отвечаю, провожая ее взглядом. Она уходит, и я ловлю себя на мысли, что ее уверенность заразительна, но внутри что-то все равно неспокойно. Но внутри что-то не дает мне покоя.

Остаток дня проходит в тумане. Я снова и снова вижу лицо Эмина, слышу, как он произнес мое имя. Этот голос, этот взгляд… они будто отпечатались в моей голове. К вечеру я больше не выдерживаю. Достаю телефон и набираю номер.

– Надежда Викторовна, здравствуйте, – голос звучит чуть дрожащим. – Это Алина. Я бы хотела записаться на прием. Да, срочно.

***

На следующий день я сижу в кабинете Надежды Викторовны. Ее кабинет теплый, уютный, с приглушенным светом и мягкими креслами. Она смотрит на меня внимательно, но не давит.

– Алина, я давно хотела спросить, почему вы так долго откладывали этот разговор? – ее голос мягкий, но требовательный.