Поворачиваю голову и вижу лицо Нолы, яркое и сосредоточенное. Она стоит у двери, переговаривается с кем-то. Это врач. Очевидно, он уже меня осмотрел. Обрывки фраз проникают в сознание:

– Температура держится, но ничего критичного, – произносит врач, глядя на Нолу поверх очков. – Пусть пьет больше жидкости и отдыхает. Если станет хуже, вызывайте скорую.

– Вы думаете, что я позволю ему встать? – Нола фыркает, перекидывая платиновую прядь за ухо. – Спасибо, доктор. До свидания.

Она провожает врача до двери, а затем возвращается ко мне. В комнате становится тихо, слишком тихо. Я приоткрываю глаза. Ее взгляд ледяной и тяжелый.

– Ну? – резко спрашивает она, скрестив руки на груди. – Объясни мне, что, черт возьми, произошло?

– Нола… – голос мой звучит хрипло, словно я кричал всю ночь. – Это неважно.

– Неважно? – ее глаза сужаются. – Тебя избили, ты чуть не сдох на улице, а это «неважно»?

Я отворачиваюсь, не в силах выдержать ее взгляд. Голова пульсирует, словно метроном сбился с ритма и стал молотом. Каждый удар отдается во всем теле, заставляя меня злиться на собственную слабость.

– Я сказал, забудь, – выдыхаю я, прикрывая глаза.

Но Нола не сдается.

– Ты так просто не отвертишься, – ее голос становится ниже, угрожающим. – Я напишу заявление в полицию. Этих ублюдков надо найти.

– Не надо, – перебиваю я. – Все в порядке. Я разберусь сам.

– Ты? Ты даже на ногах стоять не можешь, – она поднимает брови. – Ладно, делай, что хочешь, но я сама схожу в театр.

– Театр? – поднимаю на нее взгляд.

– Да, театр, – резко отвечает Нола. – У тебя там встреча с директором. Ты забыл? Или теперь вообще собираешься все игнорировать? Если ты не можешь пойти, я схожу вместо тебя.

Я пытаюсь протестовать, но тело слишком слабое, а голова кружится сильнее. Нола машет рукой.

– Все. Ты лежишь и поправляешься. А я проведу эту встречу. С директором я договорюсь.

Она разворачивается, ловко подхватывая сумку, и исчезает за дверью. Комната погружается в тишину. Я закрываю глаза, но сон не приносит покоя. Вместо этого меня охватывают тени прошлого.

Я снова вижу тот дом. Голоса грубые, властные, как приказ, не оставляющий выбора. Эти звуки заполняют мои уши, словно холодный яд, смешиваясь с шумом моего дыхания. Лицо испуганной Алины слишком красивое, слишком хрупкое для того ада.

Я помню, как ее привели ко мне, нарядив, как куклу. Старшие братья смеялись, наставляли меня, как обращаться с «подарком», но я не смог. Даже тогда, в свои юные годы, я знал, это не должно было быть так. Ни с ней, ни с кем-то другим.

Зеленые глаза Алины прожигали меня, умоляя без слов. В них было все: страх, боль, надежда. И эта надежда ударила сильнее всего, заставив меня действовать, даже если я сам еще не знал, почему. В тот момент что-то треснуло внутри меня. Когда представился шанс, я помог Алине сбежать, но уже тогда я понимал, что никогда не смогу забыть ее.

Не смог тогда и не смогу сейчас. А теперь… она здесь. В этом городе.

Сердце сжимается, будто кто-то скручивает его ледяной веревкой. Боль от осознания, что я не могу стереть ее страдания, сталкивается с глухой, почти пугающей радостью – Алина жива. Ее присутствие в этом городе становится моим наказанием и моим спасением одновременно. Но что дальше? Как мне загладить вину за прошлое, которое было написано не мной?

Мысли начинают звучать в моей голове, как тихие, едва уловимые ноты. Они вырываются из хаоса воспоминаний, будто пытаются пробить стену между прошлым и настоящим. Мелодия, живая, эмоциональная, окрыляющая. Я вскакиваю с кровати, игнорируя протесты тела. Хватаю синтезатор, включаю его, и пальцы сами находят нужные клавиши. Музыка льется, заполняя комнату. Это как дыхание. Это как