Первая встреча с императором Клавдием произвела на юного принца неизгладимое впечатление. Высокий крупный мужчина, с несколько одутловатым, но благородным лицом и проницательными глазами, разговаривал с ним мягко и учтиво, как если бы говорил с равным себе; внимательно выслушал длинный рассказ Котиса о богатствах и климате Таврики, о положении дел на Боспоре и, казалось, не упустил при этом ни единого слова. Император настолько расположил его к себе, что уже тогда, во время их первой беседы, он решил довериться ему. Откровенный разговор произошел несколькими днями позже, и Котис помнил его во всех подробностях, хотя прошло уже немногим больше семи лет. Открыв Клавдию реальные планы старшего брата и таким образом уличив того в измене, Котис ожидал справедливой вспышки гнева, но ее не последовало. Вместо этого император хитро прищурил глаза, усмехнулся и произнес: «Чего-то подобного я от него и ждал». Затем подозвал личного секретаря, молодого черноволосого щеголя, и дал тому указание заняться этой проблемой вплотную. Так Котис из знатного боспорского заложника превратился в нового боспорского царя, особу которого утвердил лично император Рима.

Однако все складывалось на так гладко и скоро, как того хотелось бы. Клавдию необходимо было закончить начатое в Британии, закрепиться на этом забытом богами острове, с его постоянными дождями и туманами, и беспокойным, воинственным населением. Только спустя два года Котис обрел уверенность в том, что день его возвращения домой близок как никогда. Это случилось, когда он увидел стены греческого портового города Томы.

Небольшая римская армия, которой предстояло переправиться в Таврику и посадить его на трон, представлялась достаточной силой, чтобы сбить с Митридата спесь и вышвырнуть того из Пантикапея. Но и тут все оказалось не так просто и гладко. За этот короткий срок его брат успел построить собственный флот, увеличить армию и укрепить границы. Однако латиняне никогда не останавливались на половине пути, и в самом начале лета он наконец ступил на землю Таврики. Правда, вначале это была земля полиса Херсонеса. Но и она тогда показалась Котису настолько родной, что он готов был лить слезы от счастья.

Сожалел ли он о своем поступке, хотел ли повернуть время вспять и избежать предательства? Много раз Котис задавал себе этот вопрос и всякий раз отвечал однозначно: «Нет!» Но такая твердая убежденность пришла не сразу. Он долго и упорно находил для себя все новые и новые оправдания и в конце концов уверовал в то, что поступил правильно; при этом смог убедить себя, что не личные амбиции и давнее тайное желание надеть на голову царскую тиару подвигли его на этот шаг, а именно забота о благе государства, которому намерения брата не принесли бы ничего, кроме непоправимого вреда. И все же первые месяцы в Риме дались ему тяжело. Приступы внутреннего разлада, сопровождавшиеся чем-то похожим на укоры совести, изматывали и лишали сна; как-то сглаживало их лишь осознание того, что мать на его стороне. Возможно, она и не одобрила бы его методы, но другого пути он не видел. Со временем внимание и благосклонность императора, не упускавшего случая побеседовать с ним, наполнили его ощущением собственной значимости. Чувство личного дискомфорта притупилось, а потом и вовсе растворилось в той роскоши, которой Котиса окружили по воле Клавдия…

Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и устремил взор к морю. На входе в бухту его столицы, застыв на ровной глади воды, вытянулись цепочкой два десятка боевых кораблей – большая часть нового флота Боспора. Котис поискал глазами те, что влились в него двумя днями раньше. Их в качестве трофея привел из очередного похода Лисандр, достойный муж и опытный в морском деле человек, которого он назначил своим адмиралом. Две двухрядные пентреры, плававшие до недавнего времени под флагом его брата, стояли чуть в стороне и выглядели внушительно. Но это был обычный обман зрения, вызванный расстоянием. Накануне Котис осмотрел их вблизи, с лодки, доставившей его прямо к судам. И нашел, что хоть пентеры и значительно потрепаны, но после ремонта займут достойное место в боевом строю. Правда, радость нового приобретения омрачилась докладом Лисандра, что в водах Меотиды, которые он зачищал от остатков флота Митридата, все еще оставались корабли, промышлявшие пиратством и грабежом прибрежных городков и селений. С этим нужно было заканчивать, и как можно скорее. Новый царь должен показать своим подданным, что у него достаточно сил, чтобы обеспечить их безопасность.