Пепел чудес Этьен Экзольт

© Этьен Экзольт, 2019

ISBN 978-5-0050-3619-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.

– Любишь ли ты создателя нашего?

Гинруман улыбнулся наивности того вопроса, перехватил поводья, поднимая правую руку к полуденному небу, отчего блеснули стальные чешуйки на черной перчатке.

– Глуп будет тот, кто откажется от этой любви. – чувствуя волнение зверя под собой, он плотнее прижал к его черным бокам каблуки сапог, не позволяя животному проявить себя.

Крестьянин, мужчина высокий, но горбившийся и слегка клонившийся в правую сторону, довольно ухмыльнулся. Поверх темно— желтых одежд его лоснилась красноватой кожей потертая кираса с глубокими шрамами, оставленными когтями животных или лезвиями врагов. Здесь, в западных лесах, поселенцы, желавшие свободы больше, чем покоя, вынуждены были защищаться от тварей, не имевших описания ни в одном из бестиариев и можно было только догадываться о том, которая из них изувечила несчастного, выступавшего, несмотря на малоподвижность свою, предводителем охранявшего дорогу отряда.

Гинруман был уверен, что они считали себя появившимися неожиданно, но Солнцегон давно уже учуял их, да и сам странник ощутил присутствие существ разумных и полных смущенного страха, так явно отличающего человека от прочих наделенных сознанием созданий. Удивляло его лишь спокойствие людей, к которым он приближался не таясь, отвлекая на себя их внимание и прислушиваясь к своей стае, подбиравшейся к засаде из глубины леса. Примечательный вид его верхового животного не оставлял сомнений в сущности всадника и только стремление жрецов содержать покорных им в предельном одурманенном невежестве могло объяснить бесстрашие их. Солнцегон, принадлежавший к новейшему поколению подобных ему, несколько отличался внешне, имея немного более крупную и вытянутую голову и ставшие короткими в сравнении с предками его лапы. В некоторых книгах почитателей Творца существа те изображались безо всякого сходства с истинным их обликом, а сотни лет, которые могли пройти с тех пор, как в местности той побывали соратники Гинрумана, способны были изменить любое представление о них или и вовсе позволить забыть об их присутствии в мире, превратить его в не заслуживающие доверия сказания и легенды.

Судя по широким их лицам, сами те люди или предки их пришли сюда с юга, спасаясь, должно быть, от гонений, творимых в тех землях с общепризнанной жестокостью. Лица их, обожженные солнцем, выдавали тех, кто немало времени проводит в полях, но руки с уверенной небрежностью сжимали тела винтовок, убеждая, что не раз уже доводилось тем мужчинам применять оружие то.

Слаженность их действий показалась ему приятной, указывая на тщательную подготовку и множество повторений. Выскочив из— за высоких бледноствольных деревьев, росших по обе стороны каменистой дороги, они немедля окружили его, наставив на Солнцегона штыки в пятнах глумливой ржавчины, полагая, что смогут причинить ему вред, принимая его за некую разновидность лошади или иного верхового животного. Столь явное их неведение обрадовало Гинрумана, но показалось ему странным и настораживающим. Придав себе вид обеспокоенного и удивленного, он обернулся, пересчитывая мужчин, осмотрел колючие кусты и деревья, для чего ему не потребовалось использовать ничего, кроме обычного зрения своего. В том месте, где ранее сидела засада, никто не остался наблюдать за происходящим в готовности вести огонь издалека.

Мужчины те, одинаково одетые и снаряженные, имевшие на себе шрамы и следы от плохо залеченных и не так давно заживших ран, с недоверчивым любопытством осматривали и зверя и седока, толпились, перекрывая друг другу линии обстрела, взволнованно переговаривались, называя друг друга по именам. Даже если и довелось им участвовать во множестве стычек и драк, воинскому искусству они обучены не были и в устройстве засад не отличались искусством. Их было двенадцать, но Гинруман не чувствовал опасности для себя. В одно мгновение спина Солнцегона могла бы принять его, а далее штыки и пули, извергаемые тем оружием, каким угрожали ему крестьяне, оказались бы бесполезными против него и только его желание позабавиться могло бы продлить их жизнь более чем на пару минут. Сколько еще подобных засад было спрятано в лесах возле местных дорог, сказать было невозможно. Помехи, плотным мороком застывшие над этими землями, не позволяли ему использовать в полной мере доступный ему арсенал, ограничивали его наземным транспортом и немногими ручными животными, оставшимися у него после длительного странствия. В почтительном отдалении следовали они за ним, никак не проявляя себя и не позволяя людям заметить их. В случае угрозы более серьезной, чем старые винтовки и мнящие себя воинами крестьяне, стая пришла бы на помощь раньше, чем был бы сделан первый выстрел, но если бы случилось то, цели своей он бы не достиг и длившееся больше пятидесяти дней путешествие оказалось бы напрасным.

Само наличие засады означало нежелание мужчин пропускать путников к поселениям своим, а значит имелось и нечто, должное, по их мнению, оставаться сокрытым. Все надежды Гинрумана на происхождение помех от оставшегося после Небесной Войны загрязнения или упавшего неподалеку, имеющего происхождение со второй луны метеорита, исчезли, когда увидел он встревоженные лица крестьян.

– Что это за животное? – предводитель их протянул ладонь к Солнцегону и тот оскалил было клыки, успокоившись только когда Гинруман прикоснулся к его шее.

– Это лептокон. – Гинруман погладил зверя, отчего короткие и густые серебристые вибриссы его задрожали. – Они водятся далеко на востоке.

– Никогда таких не видел. – мужчина задумчиво всматривался в животное. – Значит, ты с востока?

– Я с юга. Из Анкатара. – лжи не было в его словах, ибо путь свой он действительно начал из того города.

– Зачем сюда пришел? – теперь сощуренные жестокие глаза взирала на наездника.

Гинруман медленно поднял руку к шее, заметив, как от движения его напряглись самые молодые из мужчин. Осторожно залез он под ворот, вытянул золотую цепочку, высвободил медальон многорукого солнца.

– На юге становится все тяжелее нести веру, брат. – улыбка его сокрушалась о гибели мира меньше, чем об утрате мечтаний.

Мужчина согласно кивнул.

– В последние дни много людей идет с юга. – он опустил винтовку. – Поезжай вперед, Каер пойдет с тобой. Там священник примет тебя.

Черноволосый худой мужчина подошел к Волкогону с правого бока, угрюмо кивнул Гинруману.

Засада вновь исчезала в лесу возле дороги. Мужчины разбредались, переговариваясь, отодвигали тяжелые ветви кустов, скрывались за их круглыми темными листьями, уже через несколько мгновений становясь почти невидимыми и незаметными для странника менее опытного, настороженного, обладающего чувствами не столь тренированными, как у Гинрумана, не говоря уже о дарованных происхождением способностях его.

Именованный Каером мужчина шел медленно, иногда с любопытством поглядывая на Солнцегона, косившегося с недоумевающим изумлением, ибо одного движения его когтистой лапы было бы достаточно для кровеобильной гибели. Гинруман же, чувствуя себя спокойно и умиротворенно, зная уже, что следовавшая за ним стая расправилась с оставшимися позади богомольцами и теперь рассредоточилась по лесу, выискивая прочих, следуя за своим хозяином, готовясь окружить то место, которое он обозначит как логово дурманящей скверны.

– Ты много странствовал, господин? – Каер щурился, глядя на Гинрумана, длинные волосы крестьянина, завитые в тонкие косички, смущали путника, всю жизнь наголо обривавшего свой череп, не давая противнику возможности схватить себя за волосы, не позволяя насекомым расплодиться в них.

– Довелось. – он сильнее стиснул поводья, недовольный тем, что крестьянин оторвал его от размышлений о чистоте.

– Правда ли говорят, что есть земли, где вовсе никакого почтения не испытывают к Создателю? – подобное казалось ему немыслимым, делало тихим его голос, усмиряло дыхание.

– Я родился там. – Гинруман улыбнулся, вспомнив янтарные пляжи Марнидага.

– Мерзость! – мужчина сплюнул на обочину, утопив в слюне черного жука – трупоеда. – Как же они живут?

– Ничуть не хуже других.

– Не говори так. – возмущенно качнулась голова его. – Создатель отвернулся от них. И когда вернется он, вместо великого блага и наслаждения принесет он им страдания вечные. – щурясь, крестьянин поднял лицо к небу, осматривая его, словно надеясь увидеть на нем вторую луну.

Гинруман пожал плечами.

– Слишком много прошло уже времени. – он рассеянно улыбнулся. – Едва ли удастся ему скоро вернуться.

– Мы молимся о его возвращении каждый вечер. Погоди, увидишь нашу церковь, поймешь, сколько стараний мы прилагаем. А со священником поговоришь, так и поймешь, что если бы таких, как он, миллион был на земле, давно бы уже освободился и вернулся к нам Творец наш.

– Мне уже не терпится встретиться с вашим священником. – злобное предвкушение Гинрумана передалось Солнцегону и тот едва слышно зарычал, напрягая мышцы и взбрыкивая, напоминая хозяину о сдерживаемой им силе.

Лес исчез и перед Гинруманом предстали поля, заполненные трудившимися в них крестьянами. Спиролла, высокая, крепкая, созревшая, нехотя клонила красные колосья под игривым ветром, а загорелые мужчины и женщины в белых комбинезонах срезали ее длинными серпами, складывали в плетеные корзины, посмеиваясь и напевая свои непристойные песни, как требовала того земля, развлекая и возбуждая ее. У них почти не было машин. Лишь пара старых тракторов, полосами ржавчины раскрасивших синие свои тела, угрюмо рокотала на опустошенном поле, ожидая, пока будут сложены в покосившиеся прицепы с высокими бортами тугие снопы. Некоторые из работников, подняв головы, вытирая со лбов полуденный пот, с интересом смотрели на незнакомца, больше внимания уделяя его невиданному в этих краях зверю. Все они будут если не сожраны, то разорваны его верной стаей, едва ли кому— нибудь удастся ускользнуть от хищников, способных найти человека по следу не только его тела, но и второй плоти, если только не найдется среди крестьян несущих в себе кровь посланников Создателя. Сам Гинруман не почувствовал подобного, но его обоняние, каким бы чувствительным оно ни было, не могло сравниться даже с Солнцегоном, не говоря уже о существах, созданных для многодневного преследования указанной цели без остановок для еды или водопоя.