– Думаешь, он?..

– Не знаю. Биографы императорской семьи не говорят об этом в официальном жизнеописании, тем более, после его подвига. Но ведь не просто так принц Макото больше десяти лет служил в скромном храме Хигары, а не в столице.

– Полагаешь, его наказали?

– Конечно. И вряд ли дело только в том, что он пытался избежать традиционного служения – за такое не ссылают прочь.

– В Хигаре… – Кимри содрогнулась, вспомнив тяжкое видение, заставившее её бежать из этого города.

– Да. Он был там в ночь нападения, помогал жителям спастись: искал уцелевших среди пожаров, выводил их через храмовую крипту.

Кимриналь вздохнула.

– Всё равно. Получается, он уже отказался от Ши'Мунэ и собирался вести скромную жизнь, а тут – такая нелёгкая судьба: спасти всю империю, если не весь мир. Каково это вообще – стать практически не-человеком?! И теперь он стоит вот тут, на всеобщем обозрении. И даже не всякий может его увидеть. Не хотела бы я так…

Кимри зябко поёжилась, и Даррис, вспомнив вчерашний разговор, осторожно обнял её за плечи. Но она мягко освободилась, шагнула к Кидама, опустилась на колени и робко коснулась пальцами прозрачной грани. Кристалл оказался неожиданно горячим. В лицо дохнуло тёплым ветром, воздух всколыхнулся, напомнив кэриминке, как Роддвар выпевал свою молитву в святилище Карари50. Горячее дыхание Кидама Макото так же мягко всколыхнуло всю Оодай разом… Значит ли это, что Боги-Наставники не гневаются на неё за посвящение себя одной из Хозяев? В самом ли деле Магоо склонился к ней, а святой Макото благословил? Кабы знать… С Богами – Наставниками, Хозяевами ли – никогда не получается быть уверенной.

Археологи вышли из храма притихшие и задумчивые. Следуя уговору, они вернулись на Каиран и снова свернули с него в Серебряных Садах. Никко скатился за полдень, но стоял ещё высоко, его лучи пронизывали немыслимой высоты голубой кристалл Турмалиновой башни, и серебристо-бирюзовое сияние заливало Сады, представляя их в полной красе. Находиться там долго оказалось почти нестерпимо: от серебряных бликов, играющих на земле, отражающихся от гладких плотных листьев буков и серебристых тополей, глубоко в груди поселялся тонкий струнный звон, словно натянутая до предела струна, готовая оборваться в любую секунду.

Выбравшись из Садов, друзья молча дошли до императорского дворца. Мастерство древних магов, сумевших вырастить столь огромный кристалл и выточить в нём несколько десятков этажей, поражало до глубины души. Кимри, запрокинув голову, попыталась сосчитать обороты тянущейся по внешней стене винтовой лестницы, хорошо видимой на просвет, но несколько раз сбилась и бросила эту затею: от ярких бликов глаза быстро начали слезиться.

Мост на остров Рикухэй археологи преодолевали уже изрядно усталыми. Шахарро ворчал сквозь усы, что стоптал лапы до плеч, и что это хуже, чем было в походе. Лиснетта, примолкнув, висла на каменном плече Роддвара, то и дело поджимая ноги. Северянин, впрочем, безропотно тащил её, будто бы не замечая этой детской уловки. Даже Кимри позволила себе взять Эйно под руку и время от времени ненадолго закрывала глаза, уставшие от яркого света.

Как ни странно, район, отданный армии Праведного Государства, совсем не выглядел мрачным. Кольцо стен, строения вдоль них и даже круглая башня тюрьмы посередине были сложены из того же белого мрамора, что и большинство официальных зданий столицы, разве что не украшены резьбой. Но в этой лаконичной белизне была своя строгая красота. У подножия башни тоже цвели яблони. Слева от ворот, из одного из внутренних дворов раздавался звон оружия и голоса: похоже, там была тренировочная площадка. Ребята двинулись туда, чтобы поискать тайи Когараши или хотя бы кого-нибудь из знакомых хэйши. К радости Кимриналь им навстречу поднялся рыжий бард Рэн Гиншо.