Так, например, следует высоко оценить подобную направленность произведений Д. А. Дриля. Довольно подробно описывая условия, в которых исполнялось наказание в виде ссылки в России, делая это в сравнении с французскими пенитенциарными учреждениями[67], он, в частности, дал достаточно жесткую оценку сложившемуся положению вплоть до середины XIX в., определяя нравственные условия каторги как «ужасные». Д. Дриль отмечал, что «на приисках и заводах, после тяжелых дневных работ, предоставленные самим себе арестанты в казармах жили пьяно, распутно, часто затевали кровавые драки и страстно воровали. Окружавшие заводы слободки представляли собой в полном смысле вертепы и притоны пьянства, разгула, разврата и преступления. В них сходилось самое испорченное отребье общества, формировались преступные сообщества и шайки, задумывались и подготовлялись преступления и люди утрачивали последние остатки совести». От такого образа жизни многие каторжане пытались бежать; число беглых по некоторым заводам, где работали каторжане, доходило до половины.

Указанный автор также обратил внимание на серьезные осложнения в пенитенциарной сфере, связанные с освобождением крестьян. Он отмечал, что во второй половине XIX в. в стране сложилось очень сложное положение с обеспечением арестантов работами, поскольку они не выдерживали конкуренции с вольной рабочей силой, численность которой после крестьянской реформы значительно возросла. По наблюдениям Д. Дриля, на платных работах были заняты не более 5 % от числа трудоспособных каторжных. Данное обстоятельство в значительной степени деморализовывало арестантское общество (следует заметить, что подобное положение в российской пенитенциарной системе сложилось и в начале 90-х гг. ХХ в., когда переход на рыночные отношения повлек за собой экономический кризис в местах лишения свободы).

Не менее сложной была тогда и проблема переполненности каторжных острогов. В этой связи Дриль писал, что «если начальники тюрем и заботились о чем, то только о поддержании внешнего порядка, а мысль о действительном исправлении заключенных и о средствах к тому почти совсем чужда им». Далее, оценивая состояние дел со ссылкой на поселение, сравнивая ссылки в России и во Франции, автор пришел к неутешительному выводу о том, что Россия довольно сильно отстает по многим вопросам организации исполнения этого вида наказания, имея в виду прежде всего достижение цели исправления заключенных. Такой же вывод следует и из другой книги, посвященной описанию каторги, – «Как я попал на Сахалин», написанной В. М. Дорошевичем в 1905 г.[68]

И все же гораздо более ценным представляется то, что помимо широкой критики текущей правительственной политики, реформ пенитенциарной системы, во второй половине XIX в. развернулись активная публикация документов, вовлечение в оборот архивных материалов, сбор, систематизация и обобщение фактических данных, выявление и сбор необходимых статистических сведений и т. д. Исследователи идут вглубь российской истории, изучают различные ее периоды. В данной связи особо отметим труды Е. Н. Анучина, Д. К. Гальберга.[69]

Необходимо также указать, что в это время обширнейший блок научной литературы составили исследования, выполненные на региональном материале. Прежде всего, это работы по истории Сибири[70], которая в глазах современников зачастую представлялась не иначе как каторжным краем. Оценивая характер определившихся здесь авторских позиций, следует отметить, что особое значение в них получили споры о значении ссыльных в колонизации региона. В этом же ряду можно отметить работы, посвященные другим российским регионам, в частности, Сахалину.