– Но она не так уж и стара. Неужели всю жизнь ей здесь оставаться?

– А кому нужна сумасшедшая, неполноценная старуха с грузом психотравм и патологий, дееспособность которой стоит под вопросом?

– И что же, доживать свой век здесь?

– Да нет. Есть интернаты для инвалидов. Как только состояние нормализуется ее туда перенаправят. Там такой же контроль, но не так жутко и опасно, как здесь.

Я поднимаюсь с постели и с осторожностью подхожу к Иринке. Возвращаю Мишутку и присаживаюсь на корточки.

– Не бойся, милая. Я тебя не обижу. Хочешь, я стану тебя защищать? Ты не вернешься туда, где тебе делали больно. Все ведь хорошо теперь? – Иринка поднимает на меня красные глаза и добродушно, словно безгрешный ребенок улыбается мне и обнимает Мишутку.

(с) Светлана Термер

***

Часть 1. Глава 7.

“Кровоточивая”.

Я здесь чуть больше недели, и подметила некую закономерность. Каждое утро Ксения просыпается окрыленной, счастливой, улыбчивой. Она с нежностью гладит свой припухший живот, много и с аппетитом ест и всех убеждает в свой беременности. После полудня ее состояние становится апатичным, она жалуется на слабость и тянущие боли в животе, а после шести часов вечера надрывно кричит, стонет, вопит что теряет ребенка. В первый день я жутко испугалась, но никто не обратил на нее внимания и ее не трогали, не оказывали какую-либо помощь. И на восьмой день я решилась завести разговор с Ольгой.

– Ксения беременна?

– Уже десятый год как она беременеет каждое утро, а вечерами теряет не зачатое дитя. Обрати внимание, – крови нет. Да и мужчины она не знает уже более десяти лет.

– Тогда к чему эти сцены? – я спрашиваю ее с удивлением и силюсь хоть что-то понять.

– Не забывай где находишься. Тут много актрис. Кто-то своей ролью живет в реальности, и жизнь для них сцена.

– Кто она? Почему именно эти сцены она показывает? От чего так искренне вопит и плачет?

– В двадцать два года она вышла замуж. Родила четверых детей, которые умирали от болезней не дожив до года. Пять лет непрерывного траура. Но те хоть родились. До тридцати восьми лет каждая попытка забеременеть заканчивалась выкидышем на ранних сроках. Муж ее бросил, завел семью на стороне, воспитывает троих детей. А Ксения осталась совсем одна. Накупила кукол “реборнов”, – (это такие куклы авторской работы очень похожие на детей) и стала их воспитывать. Да вот только куклы все не росли, оставались слепыми, неподвижными младенцами, застывшими как насекомое в смоле. Стала таскать их по больницам и поликлиникам. Там ей скорую и вызвали. И вот уже десять лет она здесь. И останется здесь до тех пор, пока не перестанет беременеть каждое утро. Она утомила здесь всех, но понять ее можно. Травма действительно серьезная. Не будь с ней строга, но не подыгрывай.

– От чего бы ее не излечить, за такой долгий срок? Ведь рассудок ее потерян не окончательно. Она неплохо говорит, способна сама себя обслужить. От чего не облегчить ее состояние и не отпустить домой, путь даже к куклам?

– Видишь ли, человеческий рассудок – это очень сложный механизм, состоящий из тысяч деталей, и практически ничем не защищенный. Его можно повредить как ударом по голове, так и травмой, выводящей из строя одну или несколько деталей. И вот как только одна деталь из тысячи ломается, – весь механизм либо прерывает свое движение, либо начинает работать не правильно. В первом случае человек закрывается, и он словно лоботомирован. Он не понимает очевидных вещей и практически перестает быть человеком, превращаясь в овощ. Во втором случае человек живет как и прежде, но свою травму переносит из подсознательного в реальность, и нарушает все понятия нормы, становится “не таким как все”. Он в своей травме проживает каждый день, и один день идентичен другому. Ксения уже и не помнит, что было вчера, но ее сегодня идентично каждому прошлому дню. И эту цепь не прервать. Наука еще не научилась без ущерба всему механизму извлекать сломанную деталь, чинить и ставить обратно. Может быть даже потому, что болезнь духовная и душевная не осязаема. Физически душу не вскроешь скальпелем и не вынешь опухоль. Поэтому душевную и духовную болезнь не всегда можно излечить. Иногда приходится просто обездвижить механизм, и запереть человека в пятой палате четвертого отделения. Ибо на большее человек и наука пока не способны.