– Мы предлагаем…

Фаворит богдыхана его не слушал, говорил своё.

– Мне незачем напоминать, но я напомню: подлый И Шань, подписавший Айгунский трактат, хоть завтра может предстать перед судом русского царя! Он отстранен от должности, лишен всех званий, привилегий и наград, чего вам ещё надо? Извинитесь за проявленную вами низость и спокойно живите в Пекине, ждите, когда мы договоримся с теми, кто не дает нам покоя вот уже несколько лет! – Он облизнул губы и продолжил: – Я не ищу с вами ссоры, вы для меня никто, обычный приставала, каких в Китае пруд пруди, но вот что я вам скажу: вы не увидите печать Сянь Фэна на нашей с вами пограничной карте. Определить нашу границу так же невозможно, как невозможно оседлать тигра! – Голос Су Шуня зазвенел от ярости и сорвался на крик. – Уезжайте!

Игнатьева как будто по щеке хлестнули.

– Вы мне показываете на дверь? Вы – мне? – Его почти трясло. – Слава Богу, что я не обидчив. – Он знал, что Татаринов переводит не всё, и давал выход своим чувствам. – Хотя, признаюсь, нетерпелив. – Он пригнул голову и глянул исподлобья. – Отныне я приложу все силы для того, чтобы вы утратили свою привычку злобиться по пустякам!

– По пустякам? – задохнулся от гнева министр. – Седьмая часть Китая – пустяки? Всё! Я не желаю больше говорить на эту тему. – Он свернул веер и резко поднялся. – Я научу вас считать зёрна в мере проса! – Его колючие глаза сверкали гневом. Смотреть в них не хотелось, напротив, подмывало желание встать и выйти, лишь бы никогда их больше не видеть.

Они одновременно встали и раскланялись.

Переговоры прервались.

«Всё впустую, – обреченно вздохнул Николай перед сном. – Мне прямо указали на порог».

– Правитель загробного мира государь Янь не определил ещё срок вашей жизни, – сказал монах Бао Игнатьеву, когда Попов привел китайца на Южное подворье. – Вы будете носить белые одежды и сидеть по правую руку царей.

У монаха было узкое лицо, резко выпирающие скулы, ввалившиеся щеки. Небольшой нос и плотно сжатые губы придавали ему сосредоточенное выражение. Одетый в темно-лиловый халат с остроконечной шляпой на голове, на ногах – плетеные сандалии из толстой буйволиной кожи, он опирался на сучковатую кизиловую палку.

Узнав, что результаты встреч с уполномоченным Су Шунем неутешительны, Бао сказал, что этого следовало ожидать: маньчжуры празднуют победу.

– Какую? – в один голос спросили Игнатьев и Вульф.

– Победу над союзническим флотом, – ответил монах и рассказал предысторию сражения в устье реки Бэйхэ. Оказывается, в начале июня в Шанхай прибыли послы Англии и Франции, господа Фредерик Брюс, представитель её величества королевы Великобритании, и Бурбулон, направленный императором Наполеоном III в Китай с тем, чтобы произвести обмен ратификационными грамотами Тяньцзиньского договора непосредственно в Пекине при личной встрече с богдыханом. Эту же цель преследовал и Фредерик Брюс. Прибыв в Шанхай, оба посла отвергли предложение китайских уполномоченных произвести обмен на месте, потребовав проезда в Пекин. В своих докладных записках правительству верховный комиссар Гуй Лян, тесть императора Сянь Фэна, сообщал, что остался единственный выход – обменять грамоты в столице, предложив двору отказаться от процедуры приема послов самим богдыханом.

– Почему? – спросил Николай, начиная догадываться, о чем пойдет речь.

– Послы наотрез отказались выполнять необходимый церемониал «коу-тоу», – пояснил китаец.

– Обряд коленопреклонения?

– Да.

– И что ответил богдыхан?

– Он ничего не ответил, – оперся о свой сучковатый посох старик. – А коли так, послы Англии и Франции прибыли к устью реки Бэйхэ, где уже собрались их военные суда, и выдвинули ультиматум: в три дня снять цепные заграждения, мешающие судоходству.