Дверь распахнулась, и вошел сержант Джекрам, сунув обе руки за пояс.

– Не вставайте, парни, – сказал он, когда новобранцы виновато оглянулись. – Привет, Три Куска. Приятно видеть тебя почти целым и здоровым, ловкий ты плут. А где капрал Страппи?

– Я его весь вечер не видел, сержант, – ответил Маладикт.

– Он не заходил сюда с вами?

– Нет, сержант. Мы думали, он у вас.

На лице Джекрама не дрогнул ни один мускул.

– Понятно, – сказал он. – Слышали, что сказал лейтенант? Лодка отходит в полночь. В среду на рассвете нам нужно быть в низовьях Кнека. Постарайтесь поспать. Завтра будет долгий день, если повезет.

Он развернулся и вышел. Вой ветра прервался, когда дверь закрылась. «Нам нужно быть в низовьях Кнека», – мысленно повторила Полли. Один-ноль в пользу Шкаллота.

– Недосчитались капрала? – спросил Три Куска. – Теперь вот оно как, значит. Обычно ноги делают рекруты. Ладно, парни, вы слышали сержанта. Умывайтесь и ложитесь.

В казарме были умывальник и уборная, сооруженные кое-как, на скорую руку. Полли улучила минутку, когда они с Маникль оказались наедине. Она задумалась, как бы получше выразиться, но оказалось, что достаточно одного взгляда.

– Ты догадался, когда я вызвалась готовить ужин? – промямлила Маникль, пристально глядя на мох, выросший в раковине.

– Да, это наводило на мысль, – согласилась Полли.

– Многие мужчины умеют готовить! – горячо возразила Маникль.

– Да, но не солдаты и не с таким энтузиазмом. И без маринада.

– Ты кому-нибудь сказал? – спросила Маникль, краснея.

– Нет, – ответила Полли – в общем, не покривив душой. – Слушай, у тебя хорошо получалось, мне бы ничего и в голову не пришло, пока ты не сказала «елочки».

– Да, да, знаю, – шепнула Маникль. – Я научилась рыгать, ходить по-дурацки и даже ковырять в носу, но меня не так воспитывали, чтобы я сквернословила, как вы, парни!

Мы, парни, подумала Полли.

– Мы грубые распущенные солдафоны, – заметила она. – Либо ругайся – либо уходи. Э… а зачем ты вообще пошла на войну?

Маникль рассматривала сырую каменную раковину, как будто странная зеленая слизь и в самом деле очень ее интересовала. Она что-то пробормотала.

– Что-что? – переспросила Полли.

– Я ищу своего мужа, – чуть громче повторила Маникль.

– О боги. И давно вы женаты? – без задней мысли спросила Полли.

– Мы не успели… – пискнула Маникль.

Полли посмотрела на ее пухлую фигурку. О боги, боги. Главное – не терять головы.

– А ты не думаешь, что…

– Только не говори, что я должна вернуться домой! – сказала Маникль, резко оборачиваясь. – Там меня не ждет ничего, кроме позора! Я не вернусь! Я пойду на войну и найду его! И никто мне не помешает, Оззи! Никто! Так уже бывало, и все закончилось хорошо! Об этом даже в песне поется!

– О да, – сказала Полли. – Да. Помню.

Менестрелей нужно убивать.

– Кстати говоря, вот это тебе наверняка пригодится…

Она достала из сумки скатанные в трубочку шерстяные носки и молча протянула Маникль. Полли понимала, что рискует, но чувствовала некоторую ответственность за человека, который подчинился внезапной прихоти, не озаботившись планом.

По пути к своей койке она заметила Уолти Гума, который вешал маленький портрет Герцогини на крючок в облупленной стене, прямо над изголовьем. Он воровато огляделся, не заметив Полли в потемках, и быстро сделал перед портретом книксен. Вместо поклона.

Полли нахмурилась. Четыре. Впрочем, она почти не удивилась. Но у нее осталась только одна пара чистых носков. Скоро всему отряду придется надевать сапоги на босу ногу.

Полли умела определять время, глядя на огонь. Рано или поздно учишься угадывать, давно ли он горит. Поленья в очаге покрылись серым пеплом, но под ними рдели угли. Полли сообразила, что время подходит к полуночи.