Основу культурной жизни Никополя составляло посещение кинотеатров и цирка. Своего циркового коллектива в городе не было, зато регулярно наезжали труппы из других городов и даже из-за рубежа. Так, однажды, к нам приехала труппа из Чехословакии, обеспечившая себе популярность среди местной детворы уже одним тем, что сбывала ей настоящую жевательную резинку, которой не было в продаже ни в одном магазине Советского Союза.

В выходные дни нас отпускали в кино. Билет в кинотеатр стоил от пяти до пятнадцати копеек. Больше всего мы любили фильмы про индейцев, наверное, потому, что наша жизнь мало чем отличалась от жизни в прериях. Однажды в ноябрьские праздники объявили бесплатный показ мультфильмов, с условием, что перед сеансом будет демонстрироваться заседание какого-то очередного съезда партии. Набился полный зал детворы, все терпеливо ждали, когда закончится съезд, но ораторы сменяли друг друга и этому не было конца. Наконец в зале появилась шпана и принялась ходить по рядам, вытрясая мелочь из карманов. Когда шайка приблизилась к моему ряду, я вышел из зала, спустя каких-то пару часов после начала сеанса, несмотря на то что я любил кино едва ли не больше, чем мороженое. Эти два компонента кино плюс мороженое входили в стандарт проведения выходного дня советского ребенка. В семидесятые годы по городам стояли павильоны «Пиво-воды». Летом в жару взрослые и дети здесь охлаждались согласно возрасту и предпочтениям – мужчины пили пиво, дети кушали мороженое, запивая его газировкой. Одним прекрасным воскресным днем папа с мамой привели меня после дневного сеанса в такой павильон. Стандартный набор детских угощений стоял на столе, я едва успел пригубить вкуснейшей в мире советской газировки, когда стены павильона огласил мощный храп – мужик за столиком напротив, уже опорожнивший пару с десятков бутылок Жигулевского пива вырубился, и заснул. Заснул он, сидя в крайне неудобной позе с открытым ртом. Неожиданно от головы мужика что-то отвалилось и со стуком упало на пол, а он продолжил храпеть как ни в чем ни бывало. Из любопытства я наклонился и увидел нечто розовое, напоминающее плоть. Человеческая челюсть! Помню, что меня едва не стошнило. Родителям пришлось меня срочно эвакуировать. Мороженое с газировкой остались на столе нетронутыми. Едва начавшийся воскресный день закончился кошмаром, я так и не притронулся к еде до глубокого вечера и лег спать голодным. Эта челюсть надолго врезалась в мою память и спустя годы воспоминание о посещении павильона «Пиво-воды» отзывалось во мне волнами накатывающейся тошноты.

Летом я рано вставал и выбегал в пустой двор – мне не терпелось жить, но все мои друзья еще спали в эту пору. Лишь шмели с утра пили нектар из цветов, и я развлекал себя тем, что давил их, крепко сжимая их мохнатые тельца пальцами между лепестков, пока однажды один из них не ужалил меня в палец. Боль была нестерпимой, но она научила меня не мешать другим существам, получать удовольствие от жизни.

Как-то к нам в гости из Сибири приехал дядя Боря. Дядя был настоящим балагуром, он знал и мастерски рассказывал тысячу смешных историй и анекдотов, был легок на подъем, подвижен и имел большой интерес к жизни. Поскольку дело было летом, он составлял мне компанию в походах на море – так мы называли Каховское водохранилище, воспетое в местном фольклоре в песне про никопольских малолеток, первые строки которой были чем-то вроде пароля и визитной карточки при общении с пацанами из других городов: "В Никополе на Каховском море, занялась багряная заря…"

Дядя Боря живо реагировал на местных красоток в бикини, которые весьма непосредственно выясняли отношения друг с другом прямо на пляже, что для меня было нормой, а дядя Боря то и дело цокал языком и восхищался: