На следующий день мы пошли в фотоателье. Фотограф просил сесть поближе к отцу, а я все время думал о том, что скажет мама, увидев этот снимок, и старался незаметно отстраниться. На фотографии у меня испуганный вид. Мне десять, отцу тридцать шесть. Через год он повесится.

Когда пришла телеграмма о его смерти, я напросился поехать с матерью на похороны. Мы всю ночь ехали в рейсовом автобусе, и я постоянно просыпался из-за пульсирующей боли в пальце, где развивался панариций. На похороны мы опоздали. В доме его новой жены нас встретила тетя Наташа, дядя Женя и брат отца Виктор. Мы побывали на свежей могиле – стоял ноябрь и нас поливал редкий и неприятный дождик. Женщину, с которой отец зарегистрировал брак, звали точно так же, как и мою мать – Алевтиной Павловной. Она рассказывала, что отец последнее время сильно скучал по сыну, и каким красивым он был даже в гробу. Мы подружились с ее сыном, который был на два года меня старше. Он дал мне прокатиться на своем мопеде, и мы выкурили с ним по сигарете. Он рассказывал мне, что уважал моего отца и не слышал от него ни одного бранного слова. Когда мать устраивала меня на ночлег на кровати, на которой до своей гибели спал отец, из-под подушки выкатилось обручальное кольцо. Мать после некоторого раздумья вернула кольцо супруге отца.

Я вернулся в этот дом сразу после армии, через пятнадцать лет. Я встретил этого мальчика уже возмужавшим, он приехал на лето со своей семьей в отпуск из Якутии, где работал на предприятии по добычи алмазов. Он провел меня на могилу отца, которую без него я едва ли бы нашел – ни таблички с именем, ни фотографии на сваренном из металла, неокрашенном памятнике – ничего. Меня удивило, что вход в ограду был открыт – ветвь березы проросла сквозь решетки так, что закрыть калитку было невозможно. Отец, словно томясь от одиночества, приглашал зайти к себе всякого встречного.

Мы вошли с ним в ограду, я вырвал выросший мне по грудь на могиле бурьян, а потом мы с моим спутником выпили на палящем зное «чекушку» водки, которую я захватил с собой. Июльское солнце стояло в зените и меня изрядно развезло. На выходе из кладбища я обратил внимание на большой храм, который запомнил еще со времени своего первого приезда – мама тогда дала нищенке мелочь на помин души. Здесь, глядя на его внушительные своды, меня посетила мысль: будь отец хоть чуточку религиозен, это могло бы его остановить.

Мы зашли в дом, где нас встретила женщина, бывшая некогда женой моему отцу. Она ахнула, увидев меня, засуетилась, приглашала остаться, говорила как мы похожи. В дорогу мне дали пакет абрикосов и проводили на электричку до Ростова. Должно быть мы еще выпили водки, потому что я всю дорогу боролся с тошнотой.

После смерти отца, мать озаботилась тем, чтобы искоренить во мне отцовские черты характера, указывающие на дурную наследственность. Поскольку главными моими воспитателями были ее подружки, большая удача, что меня не воспитали девочкой, но и я сам активно этому сопротивлялся. Уже в пятом классе я связался с дворовой шпаной, научился курить, пить вино, стоял на шухере, когда мои дворовые друзья выносили сараи и строительные вагончики. К воровству меня не тянуло. Во мне не было корысти. Мне больше нравилось разрушать. В детстве я любил огонь, и мать была убеждена, что во мне растет пироман. В пять лет я чуть не устроил пожар, когда поджог кинопленку, от которой загорелись бумаги в ящике шкафа, но мне удалось водой потушить огонь. Мне нравилось бить стекла, бродяжничать, вести себя независимо. Матери не удалось воспитать во мне мужских качеств, я почти ничего не умел делать руками, не разбирался в технике, меня не привлекали автомобили. Зато привлекал риск и опасность, война, оружие и дерзкие приключения. Я зачитывался Джеком Лондоном и мечтал стать военным моряком. Планируя широкомасштабные военные операции, я устраивал побоища из солдатиков, выстраивая разношерстные полки друг перед другом, пленных пытал, а трусов и предателей вздергивал на виселице.