– Вы понимаете, как он мог решиться на такой риск? (Калабалин-старший пережил страшную трагедию, в 1934 году в другой колонии один из воспитанников убил его первенца, совсем малыша. —Л.Т.).

– Я до сих пор пытаюсь это понять. То был риск, но риск оправданный – нужно было растопить души колонистов. А отец по сравнению с 1934 годом был, конечно, гораздо более опытным педагогом. Отпустил меня – значит, твёрдо знал, что ничего не случится. А Костик… Ему было два с половиной года. Тогда под Ленинградом отец руководил спецшколой. Считалось, дети там неполноценные. Но отец доказал потом, что дети – нормальные, только нужно правильно к ним относиться. А тот тринадцатилетний садист попал в колонию по безобразной халатности или неграмотности чиновников. Он до того уже имел опыт убийств.

– Как воспитывалась такая безукоризненная честность?

– Мы жили в такой среде, где честь, достоинство, уважение к человеку были главным, основным принципом. Отец и мама, каждый их шаг были на глазах у детей. И никаких особых прав, никаких привилегий. Все двери – и у родителей, и в отрядах – были открыты.

В новой колонии, в Мотовиловке, с одиннадцати лет я стал жить не с родителями, а в отряде. Там были дети погибших на войне, и я стал называть отца Семён Афанасьевич; никто меня этому не учил, просто не мог при осиротевших детях произнести слово «папа».

— Гордились отцом?

– Любил безумно, но совершенно не чувствовал себя единственным сыном. Братьями были мы все. Это особый вид педагогики – семейная, когда личная и профессиональная жизнь неотделимы одна от другой; ее надо изучать и изучать. У них, конечно, бывали неудачи. Обсуждая их, они всегда говорили: значит, мы сделали не все, что необходимо. Это был удивительный двуполярный педагогический организм: строгий, слишком горячий отец и спокойная, терпеливая мама, которая спасала его для педагогики.

Отца уважали не только колонисты и сотрудники, но и все в округе. Нас поражало: когда мы тянули электричество в детский дом – нам подарили электростанцию, – то первый столб врыли в стоявшем рядом селе. Когда вели водопровод, первые трубы обязательно нужно было протянуть в том же направлении.

– Антон Семенович, я недавно узнал, что ваш отец попал в колонию А. С. Макаренко из камеры смертников.

– Из тюрьмы. С отцом мне повезло, потому что он вырос и состоялся как человек при помощи великого педагога Антона Семёновича Макаренко. Прекрасно, когда ребенок растет у любящих родителей, с детства вращается в нормальной среде, учится, развивается. Но не всем дано это счастье. Сколько детей сегодня встретились с несправедливостью! На них свалилась громада всех наших взрослых пороков, а они не знают, с кого спросить, мечутся по Руси, по ее мегаполисам, и творят зло направо и налево. А породили это мы. Вот и в 1917 году Россию постигла такая же трагедия. Подростки, предоставленные в смутное время сами себе, по-своему искали правду. Вот и мой отец… Их было несколько братьев, он самый младший. Старшие воевали в Красной армии, он тоже немного повоевал. Потом вернулся в Полтаву, нашёл старых дружков, и пошли они устанавливать свою справедливость. В 1920 году были разгромлены его родным братом и посажены в тюрьму. Наверное, не избежал бы он расстрела, но его и тысячи других подростков спас… Дзержинский. Об этом мало кто знает, но именно Дзержинский в 1920 году получил сводку о том, что творится с детьми в России (а в то время только ВЧК могла получать какие-то точные сведения), и ужаснулся. Пришёл к наркому просвещения Луначарскому и сказал, что надо срочно спасать детей. И он взял на себя ответственность вывести детей из взрослых колоний и тюрем и создать детские воспитательные учреждения. В результате этого решения Дзержинского Антон Семёнович Макаренко возглавил колонию в Полтаве и забрал из полтавской тюрьмы моего отца. Ему и другим замечательным педагогам низкий поклон за то, что они вернули к жизни тысячи талантливых, умных, но социально изуродованных взрослой революцией ребят, а также избавили миллионы соотечественников от несчастья общаться с такими, как отец (если бы он не стал человеком). Но главное, каких людей вернул Макаренко Отечеству! Добрых, сострадательных. Многие из них, поняв, кем они могли стать, все свои силы бросили на спасение попавших в беду подростков. В том числе и мой отец.