Егоров прищурил ярко-голубые глаза, потер почти квадратный подбородок со светлой щетиной. У него образовалась сосущая пустота в желудке, и не оттого, что время-то обеденное. Он смекнул – сегодняшняя инициатива выйдет ему боком. Если в самом деле напал на что-то интересное, то уже засветился. Вася представил себе лицо Олега Ермилова – начальника отдела, его стальные глаза и плешивый огромный лоб, как у Сократа, и понял: будут драть за самодеятельность. Надо валить отсюда подобру-поздорову.

– Есть веревка, уважаемый?

– Сто, – кивнул узбек.

– Что «сто»?

– Рублей.

Привязав картон к ржавому багажнику на крыше своей машины, Василий отъехал от склада подальше. Остановился у какого-то монументального белого здания с трубой, решил было осмотреть картонки, но передумал. Чтобы сориентироваться, высунулся в окно и пригляделся к надписи на столбе: «Троекуровский крематорий». Он нервно хихикнул и пробормотал:

– Это еще успеется. Шеф мне устроит персональный крематорий.

Бросить находку на обочине или у ближайших контейнеров для мусора теперь уже не осмелился. На Смоленской набережной посольство Великобритании. И кроме того, существование договора посольства со складом приемки макулатуры – это нечто! Какая им разница, куда бросят их картон!

Вася поехал в центр, не заезжая домой с покупками, представляя Викино справедливое негодование. В машине возмутительно пахло солеными огурцами, маринованным чесноком и зеленым луком. Есть хотелось неимоверно.

Сглатывая слюну, Егоров алкал пищи. Но пришлось подумать сначала, как тащить эту увесистую стопку картона на себе. Вспомнив, что сейчас дежурит по отделу капитан Леня Говоров, он с удовольствием побеспокоил своего соседа по кабинету звонком:

– Ленечка, дорогой, спустись-ка. Жду тебя у подъезда. Глазоньки все проглядел.

– Чего тебя принесло? – осторожничал капитан, чувствуя подвох.

И не зря опасался: Вася взвалил на него объемную и габаритную стопку картона и заставил отбрыкиваться от комендатуры, бойцы которой охраняли вход в святая святых. Леонид человек нудный, неуверенный в себе. Он краснеет, потеет, но своего всегда добивается.

В итоге Егоров и Говоров прошли в обнимку с картоном в дом два, встречая в коридорах сотрудников, которых хватало тут и в выходные. И каждый, кто знал военных контрразведчиков, не преминул поинтересоваться, чем они приторговывают.

Говоров сопел, потел, не отвечал на подколки и копил энергию до кабинета, где напал на Василия:

– Ты решил нарваться? Неужели думаешь, что отыскал клад на свалке? Детский сад! Тебе просто очень хочется еще медальку.

Леня не то чтобы завидовал, но его задело, что они работали вместе по американским базам в Сирии, которые Штаты решили втихаря сдать туркам, а медаль «За отвагу» получил только Егоров. Да, его ранило во время оперативных мероприятий в Сирии, ему довелось успешно применить свои стрелковые навыки, сняв курдского снайпера. И все же. Они ведь вдвоем вовремя разузнали об американо-турецких планах, чем способствовали прекращению вторжения Турции на курдские территории, предотвратили геноцид курдов (турки не преминули бы разобраться с ненавистными курдами), и в конечном счете на оставленных американцами базах первыми оказались сирийские военные и русские.

– Шеф однозначно сказал, что лимит у кадровиков на медальки и поощрения в этом году исчерпан, – сдерживая смех, ответил Вася. Он уже пристроил картон около книжного стеллажа у входа и, стащив со стола Лени булочку, с набитым ртом добавил: – Даже если найду всех предателей разом, ничего не светит… Надо картон отправить на исследование в Институт криминалистики. Просветить его вдоль и поперек. Тайнопись, микроточка. Там народ башковитый, вот пусть и мозгуют.