Выбор места для захоронения также не был случаен. Как говорилось выше, согласно традиции, восточная и южная части церквей считались более престижными. Среди погребений оказались и саркофаги с останками княгинь и княжон Старицких, сведений об их посмертной судьбе в письменных источниках не сохранилось, а, может быть, и не было. Несмотря на то что представительницы этой опальной семьи удостоились погребения в родовой усыпальнице московских государынь, но то, как их захоронили, свидетельствует о том, что и после смерти мать и вторая жена Старицкого князя Владимира Андреевича должны были подвергаться унижению. Их похоронили на проходе, у северной двери храма-усыпальницы, без надгробных памятников над могилами, поэтому их могилы постоянно попирали ноги верующих, входящих в храм и выходящих из него. Очевидно, в этом сказалось желание царя предать забвению род своего двоюродного брата Владимира. Об этом же свидетельствуют и некоторые детали оформления захоронений Старицких княгинь – неаккуратно выполненные саркофаги, плохо вырезанные эпитафии.[169] Однако следует заметить, что вывод о своеобразном оскорблении памяти упокоенных в соборе представительниц семьи Старицких может быть и предположением Т. Пановой. Для сравнения: могилы родственников Петра I в Петропавловском соборе Санкт-Петербургской (Петропавловской) крепости лишились надгробий в 1732 г. по приказу Анны Иоанновны[170] и оказались потерянными. При нахождении захоронений во время подготовки новых склепов они не получили надгробных памятников. Посетители собора ходят по могилам, не подозревая об этом, но представляется невероятным, чтобы члены правящей семьи имели в виду унижение своих родственников. В том же Петропавловском соборе, явившемся официальной усыпальницей Императорского дома Романовых, внешний вид надгробий под покрывалами к 60-м гг. XIX в. явно не соответствовал статусу людей там погребенных, при том что подвергать унижению императорские могилы никому не пришло бы в голову.

Изучение позднейших захоронений из Вознесенского монастыря позволило судить о тех новациях, которые стали входить в жизнь, и, как следствие, в похоронный обряд русского общества второй половины XVII в. Так, при исследовании поздних саркофагов доставило неожиданность захоронение царицы Агафьи Семеновны Грушецкой, первой жены юного царя Федора Алексеевича. Их свадьба состоялась 18 июля 1680 г., а 14 июля 1681 г. царица умерла. На ее скелете, на груди под одеждой, лежал золотой наперсный крестик, украшенный цветной эмалью и надписями, в более ранних погребениях этой усыпальницы такие кресты не встречались. Прекрасно сохранился ее головной убор – волосник на подкладке. Тело царицы при захоронении было завернуто в шелковый саван, что соответствует средневековой традиции. Символ христианства – крестик, сделанный из серебра и украшенный цветными эмалями, – присутствовал и на останках царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. В захоронении прекрасно сохранилось шелковое платье зеленого цвета с длинными рукавами и многочисленными пуговичками. Оказавшийся в хорошем состоянии череп царицы позволил воссоздать облик этой еще не старой женщины и сравнить его с известными парсунами конца XVII в., находящимися в некоторых музейных собраниях России.

В захоронении царевны Анны Михайловны, умершей 27 ноября 1692 г. в возрасте 62 лет, также найден крестик, но из дерева. Почти всю свою жизнь Анна Михайловна прожила в царском тереме, чувствуя приближение смерти, 18 октября 1692 г. она приняла постриг в Вознесенском монастыре под именем Анфиса,