…О, Господи, когда же это было,

И было ли когда-то вообще?

Как безмятежно я тебя любила!

Так никого не полюблю уже.

Лазоревые бабочки. Улитки.

Песок горячий. Август. Тишина.

Скамеечка. Калитка. Маргаритки.

Жизнь прожита. И я всю жизнь – одна…

Летела жизнь моя, летела,

Мелькали дни как мотыльки…

Как страшно изменилось тело,

В глазах погасли огоньки.

И тяжела моя походка,

И не поёт моя душа.

А раньше белою лебёдкой

Плыла к нему, едва дыша.

В загаре локоть золотистом

И ниже пояса коса;

Мой сарафанчик из батиста

Творил такие чудеса!

Ах, как безумно я любила,

Ах, как умела хохотать!

Всё было, было, было, было!

Жаль, не воротится опять.

Виски присыпал иней густо,

У губ морщинка залегла.

В душе тоскливо, стыло, пусто —

Такие вот мои дела.

Подперев ладонью щёку

У раскрытого окна,

Одиноко-одиноко

Ты опять сидишь без сна.

В небе звёзды – как ягнята,

В небе месяц – как пастух.

Покрывалом необъятным

Ночь раскинулась вокруг.

Пахнет терпко, пахнет сладко

Увядающей листвой;

Ты смахнёшь слезу украдкой,

Покачаешь головой.

Ты одна. Никто не слышит

Твой пространный монолог.

Может, только кот на крыше

Да полночный мотылёк.

Остальным и знать не надо

Про твою тоску-печаль.

Горькой плиткой шоколада

Заедаешь горький чай.

А наутро каблучками

По асфальту простучишь,

И за модными очками

Боль упрячешь-затаишь.

Хороша чертовка-баба,

Бровь изогнута дугой!

…Нынче быть немодно слабой.

Нынче век совсем другой.

Где ты, юность? За синей горой.

Крикну – эхо в ответ отзовётся.

И меняется платья покрой,

И кокетливо локон не вьётся.

И в щербатых оскалах зеркал

Ясно видятся годы-морщины.

Неужели он был – первый бал,

Первый вальс с лучшим в мире мужчиной?

Где ты, юность? Отцвёл барбарис,

Соловьи по садам отсмеялись.

Бабье лето – природы каприз —

Нарумянило щёки на зависть.

Бабье лето, а юности след

Затерялся в сиреневой дымке.

Восемнадцать доверчивых лет,

Где вы, где вы? Ау, невидимки!

Осень. Ветер. Пустынно. Темно.

И неслышно крадётся усталость.

Кто-то лапой скребётся в окно…

Никогда не поверю, что старость!

Натренькала синица, насвистела,

Напела мне с три короба и, ах!

Блеснув крылом на солнце, улетела

И спряталась в таинственных ветвях.

Что дразнишь, желтогрудая, что дразнишь?

Наивная, я верила тебе,

Что, наконец, наступит светлый праздник

В моей полурастерзанной судьбе.

Ты тинькала, ты дзинькала, ты пела —

Смешная птица, вся как есть – восторг.

Тебе какое, впрочем, было дело,

Что свет и тень давно ведут свой торг.

Любовь и боль. Надежда и потеря.

И вот душа моя напополам.

Я не поверю больше, не поверю

Воздушно-раззолоченным крылам.

Пусть тяжело, пусть больно, пусть неловко

Переставляя ноги, я уйду

Туда, где прячет серую головку

Застенчивая уточка в пруду.

Мы с ней как сёстры, мы из «серых шеек»,

Но ты, синичка, для себя учти:

Твой свист и шум ценою в пять копеек,

Тебе меня уже не провести!

Скорая помощь приехала поздно:

Чуть бы пораньше, а так не успели.

И, сухо-насухо вытерев слёзы,

Две медсестрички в фургон синий сели.

Следующий вызов. А в этой квартире

Сонная муха о раму стучала.

Старые ходики остановили —

С этой минуты хозяйки не стало.

Старенький томик стихов на комоде,

Правнучка куколку мирно качала

Рядом в гостиной, ей только три года —

Маленькая, ещё не понимала.

Тапки ненужно в порожке застыли,

Зонтик глядел со стены виновато:

Как оплошали и не уследили —

Нету хозяйки, ушла без возврата.

Выла в подъезде чужая собака,

Дождь за окном барабанил ознобко.

…Светлый тоннель прорезался из мрака:

Путь в никуда или к Господу тропка?

Как странно то, что я ещё жива,

А ведь друзья давно меня забыли.

И по квартире небоскрёбы пыли,

И ни черта не смыслит голова…