– Это ад, – прошептал Пъе, стоя у окна. – Просто ад.

Поняв, что если он не сбежит, то эти люди разнесут его бунгало, Пъе принял отчаянное решение.

Надев очки и шляпу, он собрал в рюкзак самое необходимое – ноутбук, деньги и коробку крошеных хреноцибинов – и открыл окно.

– Это идиотизм, – сказал он сам себе, но выбора не было.

Он выбрался через окно и побежал в сторону джунглей. Ветки хлестали его по лицу, ноги вязли в песке, но он бежал, чувствуя, как за спиной раздаются голоса.

– Эй, он убегает!

Достигнув другой стороны острова, он нашёл местного рыбака, который за приличную сумму согласился переправить его на соседний, ещё более безлюдный остров.

Покидая Сумо, он оглянулся на силуэт острова, освещённый луной, и пробормотал:

– Никогда. Больше никогда.

Через несколько недель, измотанный и всё ещё параноидально озирающийся на каждом шагу, Пъе оказался в предгорье Гималаев, на севере Индии.

Он нашёл маленький отель, заброшенный почти полностью из-за пандемии, и предложил владельцу сумму, чтобы снять все комнаты.

– Никого. «Никаких соседей», —сказал он строго.

Хозяин, немолодой индус с мудрыми глазами, долго смотрел на Пъе, будто пытаясь понять, что за странный человек перед ним, но в итоге согласился.

Теперь Пъе жил здесь, уверенный, что никто не найдёт его в этой глуши.

"Это не Сумо," – думал он, заваривая чай в скромной кухне. "Здесь меня никто не узнает. Здесь я наконец могу быть просто собой."

Он смотрел в окно на горы, которые поднимались за горизонтом, как молчаливые свидетели всех его бед, и впервые за долгое время чувствовал, что хотя бы частично укрылся от мира.

Это был ковидный год, когда половина мира сидела дома в пижамах, а другая половина – в пижамах смотрела вебинары. Пъе, к своему стыду, принадлежал ко второй категории.

Он сидел, лениво пролистывая соцсети, пока не наткнулся на рекламу, которая была настолько яркой и наглой, что его палец замер над экраном:

"Нейрографика для творцов. Прорисуй свою жизнь. Обрети поток!"

На фотографии женщина с идеально прямыми волосами и ослепительной улыбкой буквально излучала уверенность. Её взгляд был таким, словно она уже знала ответы на все вопросы, даже те, которые вы ещё не придумали.

– Прорисуй свою жизнь… – пробормотал Пъе, разглядывая её. – А если она уже изрисована, как забор в дворовой подворотне?

Но что-то в этих словах зацепило его, возможно, сочетание слов "творец" и "поток".

– Делать все равно не чего, почему бы и не хрен с ним? – он пожал плечами и заплатил за курс. Всё равно он уже перепробовал всё: от цифровых коучей до тибетских "медитационных напитков", которые в его случае были скорее "напитками разочарования".

Курс вела инфо-бизнесвумен с псевдонимом Мадура Шанти. На деле её звали Марина Шаповалова, и, судя по цоканью, родилась она где-то под Вяткой. Но псевдоним звучал достаточно загадочно, чтобы вселить в людей надежду.

– Процто рицуйте! – вещала она с экрана. – Ведите линию, поцувствуйте поток! Главное – улыбайтесь. Улыбка – это ваше оруцие!

"Оружие? Против кого?" – подумал Пъе, но всё же вооружился маркером и листом бумаги.

Рисование оказалось сложнее, чем казалось. Вместо потока у него вышла линия, которая через час всё ещё оставалась убого кривой. Кривой была и его жизнь, но это его не сильно вдохновляло.

– Почему ничего не работает? – буркнул он, глядя на своё произведение, больше напоминающее трассу для тараканов, чем что-то духовное. – Да и ладно! По крайней мере, у меня в это время нет охоты нажаться дешевого индийского рома!

Спустя неделю Мадура внезапно объявила, что нейрографика устарела.