– А вот я сейчас посмотрю, – вскричала бойкая, живая, как ртуть, Юлиана и, быстро присев на землю, наклонилась к окну.

Тихий стон раздался внизу глухо, чуть слышно. Обе девочки стремительно отскочили назад.

– Ради Бога, Христина! Там узник! – прошептала вся бледная Юлиана.

Первою мыслью Юлианы было бежать. Всегда бойкая и смелая девочка теперь растерялась от неожиданности.

Зато Христина как бы преобразилась. Вся природная робость белокурой принцессы куда-то мигом исчезла. «Если, – рассуждала она, – там стонут – значит есть горе. А есть горе – надо помочь», – пронеслось в ее мозгу. Доброе сердце молоденькой принцессы не переносило чужого страдания. И сейчас, не отдавая себе отчета в том, что делает, она быстро наклонилась к окошку, приблизила свое побледневшее от волнения личико к отверстию и тут только заметила решетку, приделанную изнутри камеры к окну.

– Кто вы? И что надо сделать, чтобы вы не страдали? – произнес ее нежный голосок, обращенный в черную мглу подземелья.

В ту же минуту бледное, изможденное лицо узника появилось перед решеткой.

С удивлением смотрел Долинский на белокурое видение, представшее так неожиданно перед его глазами. Он силился вспомнить, где видел когда-то этого миловидного, голубоглазого ребенка.

– Принцесса Христина! Я узнал вашу светлость! – произнес он наконец почтительно, – но, Бога ради, как вы сюда попали?

– Ах, не во мне дело! – быстро заговорила принцесса. – Вы – офицер? Вы заключены по приказу Бирона? Да? Невинны? Да? У вас есть семья? Дети?.. Бедный, бедный! – роняла она слово за словом. – Почему вы так бледны? Вас пытали, конечно? О, Боже! – и белокурая девочка схватилась за голову.

– Успокойтесь, ваша светлость, – я еще не был подвергнут пыткам, – глухо произнес Юрий Никитич, – но сегодня… сегодня мне обещано отведать дыбы самим страшным генералом Ушаковым.

– За что? – вырвалось взволнованным, подавленным звуком из груди принцессы.

Долинский слабым, срывающимся голосом в нескольких словах рассказал все как было.

– Это дело Бирона! Этого жестокого Бирона! – прошептала в трепете Христина. – О, как я ненавижу его за все его злые дела!

– Тише! Ради Бога тише, Христина! И Юлиана схватила принцессу за руку.

– Или ты хочешь подвести этого несчастного под еще большие пытки? – прибавила она.

– О, Юля! Юля! – прошептала принцесса, – мы должны его спасти во что бы то ни стало.

– Это безумие! Что можем сделать мы, две слабые девочки? Сейчас сюда для розыска съедутся сановники – и все пропало!

Принцесса на мгновение поникла головою. Потом лицо ее приняло сосредоточенное выражение.

– Юля! Юля! – прошептала она, – как это ужасно! Я бессильна помочь этому несчастному…

Но как ни тихо были сказаны эти слова, Долинский их услышал и отошел от крошечного оконца. Его лицо скрылось за решеткой. Он не хотел своим скорбным видом еще более увеличивать отчаяние бедных девочек. Вдруг Юлиана весело вскрикнула и захлопала в ладоши. Христина в ужасе зажала ей рот рукою.

– Безумная! Что ты делаешь! Там караульный! – вся трепеща, сказала она.

Но Юлиана в эту минуту все, казалось, забыла: и караульного, и опасность, и весь мир! Лицо ее так и сияло. Черные глаза лукаво блестели. Она протянула руку и указала на что-то подруге.

– Видишь? Видишь? Вот спасение! – лепетала она. Действительно, спасение было возможнее, нежели мог думать о том заключенный.

У наружной стены стоял большой ящик со старыми использованными гвоздями, пучками веревок и прочими принадлежностями хозяйства тайного пыточного отдела. Проницательный взгляд Юлианы заметил крошечную дверцу, чуть высунувшуюся из-за ящика своими ржавыми петлями. Если отодвинуть ящик и открыть дверцу, то узник очутится на дворике «тайной» и оттуда может бежать… Лишь бы только дверь оказалась не запертой на замок, а то… все пропало.