На полках тюремной библиотеки были книги практически по всем важным темам. Большая часть большой частной коллекции, которую Пархерст передал тюрьме, все еще находилась на задворках библиотеки – тысячи старых книг. Некоторые из них выглядели древними: выцветшие обложки, старый переплет, похожий на пергамент. Пархерст, как я заметил, сильно интересовался историей и религией. У него были деньги и заинтересованность доставать такие книги, которые обычными способами не достать. Любая библиотека колледжа была бы рада получить такую коллекцию.

Как вы можете представить, особенно в условиях тюрьмы, где господствовала идея исправления попавших в нее, заключенный, проявлявший яркий интерес к книгам, поощрялся. Так что в тюрьме было заметное число начитанных заключенных, особенно среди участников публичных дебатов. О многих говорили как о ходячих энциклопедиях. Они были знаменитостями. Ни один университет не потребует от своих студентов так жадно поглощать литературу, как делал это я, когда новый мир открылся мне – мир возможности читать и понимать. У себя в комнате я читал больше, чем в самой библиотеке. Пользующийся доверием заключенный мог брать больше книг, чем разрешалось. Я предпочитал читать в полной изоляции своей комнаты.

Когда я освоился с действительно серьезным чтением, ежевечерне меня бесило «выключение света» в 10 часов. Каждый раз оно заставало меня на чем-то захватывающем.

К счастью, прямо за моей дверью был коридорный свет, бросавший отблески в мою комнату. Его хватало для чтения, когда мои глаза привыкали к нему. Так что когда наступало «тушение света», я садился на пол и продолжал читать в этих отблесках.

С интервалом в час мимо каждой камеры проходили ночные охранники. Каждый раз, как я слышал приближающиеся шаги, я прыгал в кровать и притворялся спящим. И как только охрана проходила, я возвращался из кровати на пол в освещенное поле, где я читал следующие пятьдесят восемь минут, пока охрана не появлялась снова. Так продолжалось каждые сутки до трех или четырех утра. Трех-четырех часов сна ночью было достаточно для меня. За годы, проведенные на улице, я часто спал еще меньше.

Учение мистера Мухаммеда упирало на то, как история была «обелена»: когда белый пишет книгу по истории, он игнорирует черных. Мистер Мухаммед не мог сказать ничего, что зацепило бы меня больше. Я никогда не забуду, как, когда мой класс и все эти белые изучали в седьмом классе историю Соединенных Штатов в Мэнсоне, история негров была собрана в одном параграфе, а учитель долго смеялся над шуткой о том, что «негритянские ступни были такими большими, что, когда черные ходили, в земле оставались дыры».

Это одна из причин, почему учение мистера Мухаммеда так быстро распространяется по всем Соединенным Штатам, среди всех негров, становятся они последователями мистера Мухаммеда или нет. Его учение кажется правдоподобным каждому негру. Вы с трудом найдете взрослого черного в Америке – да и белого также – кто знал бы правду из книг по истории о роли черного человека. В моем случае, когда я услышал о «славной истории черного человека», я потратил немало сил на поиски в библиотеке книг по истории черных.

Я точно могу вспомнить первые книги из этой серии, которые произвели на меня впечатление. Позже я купил эти книги, они стоят у меня дома для детей, когда те подрастут. Они назывались «Чудеса света». В них было много иллюстраций с археологическими находками, статуями, изображавшими в большинстве случаев неевропейцев.

Я находил такие книги, как «История цивилизации» Вилла Дюранта. Я читал «Исторические наброски» Х. Дж. Веллса. «Души черного народа» Дюбуа бегло осветили мне историю чернокожих до их появления в этой стране. «Негритянская история» Картера Дж. Вудсона открыла мне глаза на черные империи, существовавшие до того, как черных рабов начали привозить в Соединенные Штаты, и раннюю негритянскую борьбу за свободу.