– Так вы же отдали его принцу Варлагу, – напомнил Виллем, нахмурившись. – Когда начался весь этот хаос.

– Точно, – мрачнея будто туча, проговорил Гротт. – Точно… – повторил он.

– Кто они? – поинтересовался эльвин, участливо глядя на конксура. – Гермунд и Гудбранд?

– Мои братья. – Холод взора Гротта несколько оттаял, когда встретился с глазами эльвина. – Они не пережили ту осень в Нуде, когда во мне родилось обладание.

Риган вернулся. Не сразу, казалось, прошла прорва времени. Гротт и Виллем обрадовались, завидев его в компании Катэля и Тарнира. Оба казались вымотанными, это видно по их глазам, походке и жестам – слишком усталым и скованным. Про одежду и говорить не имело смысла – на ней следы минувшей битвы. Им тоже пришлось нелегко.

И Катэль, и Тарнир всегда сияли. Эльф – ясное дело, все-таки люксор. Но вот Тарнир…

Этот всегда вечно жизнерадостный, сколько Гротт его помнил. С самой первой их встречи, когда он, шуганный и оборванный парень, очутился в Высьдоме.

Буроволосый, мягкий и лоснящийся Тарнир радостно жал его руку и светился от счастья от одной возможности учиться в Высьдоме. Гротт же всегда ходил мрачным и серьезным. Как они вообще подружились и уживались вместе? Противоположности часто притягиваются в поисках того, чего нет в тебе самом.

Никакого люксиса ему уж точно не надо, чтобы приободрить кого-то, будь то неудавшийся опыт с калидией у какого-нибудь ученика или уж совсем мрачное событие, когда кто-то трагически скончался раньше срока. Гротт часто ворчал в присутствии Тарнира. Тогда он, возможно, неосознанно винил добродушного сокурсника в своих собственных злоключениях и потерях. Да, у Тарнира имелось все то, чего Гротт лишен. Он часто ему завидовал.

Ну а потом их разделили и взгляды, и разное ученье. Гротт отбыл в Гуар Данн почти сразу после испытания, а Тарнир остался в академии. Нужных слов они друг другу так и не сказали. А если сейчас пришло для этого время?

Гротт улыбнулся калидиту. Он радовался все-таки, что тот выжил и пришел к нему на помощь. И ему нужен его огонь, разгоняющий тьму.

Обычно от них, Катэля и Тарнира, исходил тот свет, который привлекал к ним народ, будто мотыльков манила ночная лампа. Но сейчас он совсем угас. Оно и ясно отчего…

– Ментор Катэль, Тарнир… – вымолвил Гротт, едва им улыбнувшись. – Рад видеть вас в здравии.

– Ох, Грегор, что с тобой? Ты ранен? – Тарнир запаниковал и засуетился, опускаясь рядом с ним.

– Плачевно все, но не столь опасно, смею полагать, – успокоил старик, скорее, себя самого, чем наставника калидии. – Мне бы не помешала помощь. Видите ли, не могу пошевелиться… Почти… – Он, морщась от боли, и не без труда только подвигал пальцами, застывшими на рукояти меча. – После конксурии… Видать, все… Дряхлость пожаловала.

– Это сущий кошмар! Нам повезло, что скверна не добралась до нас… – Хлопнул себя по коленям Тарнир. – Ментор Катэль?

– Конечно… – Эльф опустился рядом без лишних вопросов и рассуждений. Это в нем и нравилось Гротту, хотя многие сочли бы, что Катэль безучастный и какой-то равнодушный. Ну а какое ему дело до тех, кто живет всего по паре десятков лет? Его вполне можно понять, если задуматься основательно про люксоров и их долг, после принять их такими, какие есть. В любом случае без обладателей света в этой войне им не выстоять, какими бы чопорными и черствыми они не казались.

Руки он – нежные и белые – положил на кисти Гротта – жилистые, грубые, шишковатые и старые.

Гротт закрыл глаза, ощутив надежду. Она еще теплилась в нем? Дышать он стал спокойнее и глубже. Боль, усталость и холод отступали. И на том спасибо!