Оттого и мчится туда, как что.

А чтобы не тратить лишнюю мускульную энергию, готов и через дыру в заборе прошмыгнуть, лишь бы не видел никто.

Хорошо было во время босоногого детства!

Всё придумано и рассчитано за тебя. Самому же только и остаётся, вкушать плоды наследия предыдущих поколений.

И вот однажды, в августовский день всё рухнуло, как старый гнилой тополь на осеннем ветру.

Приятели оказались перед решением дилеммы, не имеющей, практически, никакого решения:

– Как пережить эпоху перемен?

К тому же исподволь взывает к совести любого сорванца и взрослого окружающая действительность. Ведь, буквально на каждом шагу, куда не направь свои стопы, она заставляет путников сомневаться в правильности выбора конечной цели.

– Какою вырастет наша, с тобой, собственная смена, – обратился как-то Фома Оглоблин к Ерёме Горобцу, когда искали оба глазами что-либо новее их прежнего «Ерша». – Если всюду, куда ни посмотри, лишь старые названия со стен красуются?!

Друг с ним и в тот момент полностью согласился. И потом, когда пораскинул мозгами, не стал изменять своего первоначального отношения. И даже больше.

Он полностью поддержал ясно выраженные намерения к действиям Фомы Оглоблина:

– Изменить судьбу и его, и собственного потомства.

И уже на этом самом основании, Фома Никитович, заручившись такой дружеской поддержкой со стороны представителя общественности, отправился в местные органы власти.

С твёрдой убеждённостью:

– Приложить руку к продолжению перемен, гудящих по всей их необъятной стране.

И вовсе не безрезультатно Фома Оглоблин приложил в тот день свою праведную, как ему казалось, руку к исправлению рудиментов отжившего прошлого.

Подал прошение в сельсовет:

– Требую, сделать так, чтобы другими стали и по звуку, и по смыслу, и по написанию те улицы, где ходят с малых лет будущие строители, нами созданного демократического государства!

К тому же, далеко не только на словах потребовал энтузиаст от председателя муниципальной действительности Станислава Ягужинского:

– Кардинальных перемен.

Предложил Станиславу Карловичу конкретную замену всему тому, что исчезло вместе с былыми, скоропортящимися идеалами.

И почти убедил в правоте своей позиции, когда доказывал, что, по его личному мнению и по настроению окружающих односельчан, таких, как Ерёма Горобец, улице «Трудовой» теперь имеется:

– Самая широкая и более дорогая сердцу простого человека, альтернатива развития.

Инициатор перемен даже напустил на себя толику артистизма, с чувством и выражением декламируя новые названия:

– Проспект «Досуга» или улица «Отпусков»!

И ниву образования не оставил активный реформатор без личного творческого переосмысления:

– Не будет улицы «Школьной», станет – улица «Рыбаков»!

Заодно напомнил строгий посетитель Станиславу Карловичу, вместе с его коллегами – муниципальным служащим, о своей душевной и сердечной приверженности:

– К ужению речных обитателей удочкой, а также ловле их в сети и частым бреднем.

И вот тут, услышав о планах по переименованию улиц, понял Ерёма Горобец:

– Очень промахнулся он со своим безотчётным одобрением устремлений приятеля к новизне в общественной жизни.

Отправился и он в сельскую управу, поскольку с предложениями Фомы соглашаться не желает:

– Ему и прежние названья жалко.

Но коли пошло такое дело, тоже почесал затылок и сумел попасть в струю течения по переименованию всего и всея.

Он в продолженье моды, предложил слугам народа во главе со Станиславом Ягужинским, дать статус улицам особый:

– «Магистральные»!

– С прицелом тем, что надоело ходить пешком, – услышал от него Станислав Карлович. – Пусть рельсы тут проложат и застучат на стыках трамвайные колёса.