Он с сомнением посмотрел на пустую рюмку. Игорь Сергеевич опередил его и подлил из маленького графинчика текилы. Павлик благодарно кивнул и взял ее.

– Тут ведь и коучем быть не обязательно, ослу последнему посыл этот ясен: когда все хорошо у тебя, то все хорошо, и по-другому быть не может. В таком-то случае позитивное мышление формировать проще репы пареной. Да и чего его формировать-то тогда? – он разгорячился. – Встал с утра, а у тебя все «в шоколаде»! Оно, разумеется, само собой и сформируется, мышление это позитивное. А вот когда у тебя крыша течь начинает, тогда откуда позитивное мышление взять? – Павлик залпом осушил рюмку. – Так этот коуч нам еще, знаете, что втирал? Что проблем не бывает! Вообще, говорит, нет проблем – ни как класса, ни как явления. Главное, мол, это самое позитивное мышление сформировать – и все проблемы исчезнут разом! А так, в действительности, проблем нет! Их, проблемы свои, люди сами, мол, себе же придумывают и создают. Слушал я его и сон тот вспоминал. Так-то я с этим коучем согласен, – Павлик утвердительно покивал, – проблем, действительно, нет. Сон тот разве можно проблемой назвать? Да нет, конечно! Это ж не проблема, а пиздец натуральный, простите уж за прямоту, кромешный к тому же. Ясен пень, пиздец – это же не проблема никакая! Пиздец, – он начал постукивать кулаком по столу, – это просто пиздец! И его ни проблемой не назовешь, ни еще как… Этому баобабу-коучу такую бы пляску в жизни устроить, а потом посмотреть, как его метод работать будет, на практике, я имею в виду! Встал с утра, а ты – хрен знает кто такой: то ли Игорь Смирнов на поле под пулями, то ли Павлик, у которого крыша отъезжать начинает! Впрочем, – он выдохнул и махнул рукой, – бог с ним, с коучем с этим! Вот тогда-то у меня полный алллес и начался. Первое – это, конечно, страх с катушек слететь. Только страх этот, он человеческий очень. Это первая реакция такая. А вот дальше – все хуже…

Он забулькал кальяном, выпустил струйку дыма в направлении неба и продолжил:

– Я же тогда впервые о смерти задумался, если начистоту говорить… Потом-то много мыслей было по этому поводу, а тогда – впервые. Мы ведь как живем? – он вопросительно посмотрел на собеседника. – Вроде бы каждый знает, что мир вокруг нас – временное, так сказать, явление. Вроде ж и знаем, что умрем, что закончится жизнь, сколько бы там тебе отпущено не было. Но ведь не живем мы этим знанием! Это же как будто мертвая информация какая-то: что есть она, что нет ее… И знаем, казалось бы, что для каждого свой срок придет, свой черед, а живем, как бессмертные, как будто никогда нам отсюда уходить не придется. Далеко смерть-то от нас – вот и видится она нам абстракцией туманной. И рядом, опять же, и люди мрут, а по телику так и вообще чего только не показывают, но ведь не верит никто, что его та же учесть коснется, – Павлик оживился. – Вот ведь парадокс забавный! Все всё знают вроде бы, а вот по-настоящему не верят! «Со мной, – каждый про себя думает, – чтоб такое – да ни в жисть! Со мною – потом, когда-нибудь!» И это, я думаю, почти у всех так. А на поле том, – он зябко поежился, – там сразу все по своим местам расставлено. И отсрочек никаких… Пару минут разве что – старшине на команду, а потом – яйца зубами зажать, и – вперед! Встать, руки раскинуть, чтобы красоту эту в себя в последний раз впустить без остатка, и – вот она, родимая!.. Небытие гамлетовское… И не абстракция это, не поллюция умственная, а грозная реальность, за которой – хрен его знает, что такое.

Он замолчал и надолго погрузился в себя. Игорь Сергеевич задумчиво булькал кальяном и терпеливо ждал. Наконец, он не выдержал и нарушил затянувшееся молчание: