– Кальян – хорошо! – Павлик отпил текилы. – Вещь!

– У Азиза все первосортное, – Игорь Сергеевич согласно кивнул. – И еда, и напитки. Продолжение-то будет?

– А то! – Павлик тяжело вздохнул. – Это ж начало только самое, преамбула, можно сказать. Вершок! За ним и корешки пойдут, – заверил бизнесмена Павлик и с минуту молчаливо помешивал соломинкой в пустом бокале. – В общем, проснулся я опять. Но еще хуже, я вам скажу, чем в первый раз: аж подлетел с постели мокрый насквозь! А самое страшное – я вообще понять сначала не мог: где я и что со мной. Мысль первая была: «Что за хрень вокруг?» Как будто выдернули меня – Игоря Смирнова этого, в смысле, – с поля того. Выдернули и на кровать непонятную уложили в комнате незнакомой, – он снова надолго замолк, потом пригубил из рюмки и продолжил. – Ощущение нереальности – двойное. Минут пять, думаю, я в ступоре полном был. Как раздвоился… С одной стороны, я – Игорь Смирнов, красноармеец этот, с другой – Павлик. И сразу не врубиться, кто на самом деле-то я. Вроде один, но в двух лицах сразу. Сложно объяснить, что я тогда ощущал. Кто не любил – тот не поймет, как в народе говорят. Только кто пережил такое, тому хоть что-то ясно быть может. Когда немного в себя пришел и комната меня пугать перестала, я к шкафчику на кухне ломанулся. Была там у меня нычка… – Павлик чуть заметно усмехнулся, – Бутыль вискаря ирландского. Так я два стакана залпом махнул, как воду из-под крана. Без запивки, без закуси… Я так-то слаб на это дело, – он улыбнулся, – хмелею быстро очень, а тут – ни в одном глазу! Сижу на кухне, свет везде поврубал. Стакан отставил, сигарета дымится, а в голове – поле, грохот от пулемета, глаза Сережки того, который в руку подранен. Я ведь только имя свое вспомнил… Да и не вспомнил даже, правильнее сказать, а всплыло имя само как-то – Игорь Смирнов, как мне Серега справа-то шепчет: «Игорек, больно как!», – Павлик снова пригубил из рюмки и затянулся, – а мне ему заорать хочется в ответ: «Куй ли там больно-то! Вот сейчас старшина «В атаку!» проорет – вот там, действительно, больно будет!». Как будто он виноват в чем…

Павлик обвел глазами дворик: на улице уже окончательно стемнело, и по всей его территории зажглись массивные светильники. Подсвечивался и пруд. Лазоревая вода переливалась разноцветными бликами, маленькие рыбешки по-прежнему весело сновали возле камней.

– В общем, шиза полная, – продолжил он. – Но недаром мудрые люди говорят: время все лечит. Через час я вискарь добил, вроде брать он меня даже начал чуть-чуть. Только спать я идти не могу. Физически не могу! Думаю: лучше теперь вообще спать не буду, – Павлик саркастически хмыкнул, – чем еще раз такое кино про себя смотреть. Вырубился уже под утро, считай. Работу проспал, встречу, – он махнул рукой, – все, что можно только! Одна радость – как убитый спал. Темнота спасительная – как будто в яму какую-то черную провалился. Я вот тогда впервые, наверное, про небытие подумал, что же это за такое. И Гамлета, кстати, вспомнил… Не знаю уж, – Павлик досадливо потер переносицу, – правильно ли я думал тогда, но мысль пришла сразу: есть такое бытие, что после него любое небытие сказкой покажется! Вот после поля того жизнь отдашь, чтобы ничего такого отродясь в жизни твоей больше не было! А если уж по-другому никак, – он на миг задумался, – лучше уж вообще пусть ничего не будет, чем такое…

Игорь Сергеевич воспользовался паузой и протянул Павлику тарелку с кусками мяса.

– Вы хоть пару кусочков попробуйте, пока теплое. Это гордость Азиза, – он усмехнулся, – если так сказать можно. А-са-до. Аргентинская кухня. Азиз его где-то попробовал и рассказывал, что год потом успокоиться не мог: все рецепт искал. Потом кардинально вопрос решил: на пару месяцев в Аргентину уехал, – он расхохотался. – Там стажировку и прошел. Но результат, – Игорь Сергеевич причмокнул языком, – впечатляет!