Однажды она набралась смелости и, пока дед не успел уснуть, спросила: «Деда, а почему у тебя лицо как у чудовища из сказки про цветочек аленький?»

«Так это оспа меня изуродовала».

«А что это – оспа?»

«Да болезнь скверная. Вся семья у нас болела, а я один в живых остался: молодой был, сильный. Только вот уродом остался».

«А ты можешь превратиться в доброго молодца, если волшебство случится?»

Дед не сразу ответил. Помолчал, задумавшись, а потом кряхтя слез с печки и полез в старый комод, на полку с документами.

«На, смотри!» – и он протянул Любашке старую фотографию, приклеенную к картонке. С фотографии на нее глядели прелестная молодая девушка, расположившаяся в кресле, и стоящий рядом с ней мужчина со страшным, обезображенным рубцами лицом.

«Деда, это кто? Настенька из “Аленького цветочка?”» – спросила Любка, тыча тонким пальчиком в лицо девушки на фотографии.

«Ну считай, что почти так оно и есть».

Дед помолчал, повздыхал, а потом начал, будто новую сказку, свой рассказ: «Когда-то давно совсем в другом государстве-царстве жил-поживал и добра не наживал гадкий урод: лицо такое страшное, что все девки взгляды отводили. Но чего переживать, жить-то надо. Он и жил: работал с утра до ночи по строительству.

Руки у него ловкие были, умелые, не один дом в нашем городке построил. А одинокими вечерами пристрастился он читать книжки, много он их прочитал. Однажды забрался на верх строящегося дома, чтобы крышу крыть, и вдруг с высоты заметил, как внимательно разглядывает его молодая девушка красоты необыкновенной. И смотрит не косым взглядом, какие часто ловил он на своем изуродованном лице, а по-доброму так смотрит. Ну и загляделся он на красу-девицу, уж больно хороша была. Да так загляделся, что с крыши свалился. Ударился оземь…»

«И превратился в красавца-добра молодца», – закончила за деда его новую сказку Любка.

«Да погоди ты, не торопи события, – дед обнял Любку. – Слушай лучше».

«Ударился он о землю, да и разбил себе пятки, встать не может. А красавица позвала на помощь отца своего (это для его семьи умелец дом строил), они покалеченного к себе в дом и перетащили. А так как родни у него не было, ухаживать за ним некому было, они милосердие проявили: у себя в доме выздоравливать оставили. Дочка хозяина за больным присматривала, а он долгими вечерами ей книжки прочитанные пересказывал. Перебитые косточки срослись быстро, хоть и не совсем правильно. И вот тогда-то и превратился уродливый мужичок в красавца-добра молодца. И женился на прекрасной девице. А это и есть их свадебная фотография», – закончил рассказывать дед, поглаживая ладонью фотоснимок.

«Погоди, деда. Он же превратился в красивого, да? А на фотографии он страшный», – удивилась Любка.

«Может быть, и так. Да только Настеньке красивым он показался… Такое вот превращение». Дед помолчал и добавил: «А на фотографии это я в молодости и жена моя Анастасия Ивановна, она же и твоя бабушка».

«Как бабушка? На снимке же молоденькая тетенька».

«Состариться она не успела, померла рано, а я остался с дочерями жить: с мамкой твоей Клавдией и Катериной».

Тогда Любашка долго вглядывалась в фотографию, надеясь разобрать, как же могло произойти волшебное превращение урода в красавца. Но так и заснула, ничего не поняв.

…Вот и сейчас, устав ждать, когда же дед проснется, Любашка достала из комода эту фотографию и принялась разглядывать ее, то и дело оборачиваясь на спящего деда, изучая его лицо, пытаясь понять смысл рассказанной дедом сказки. Стало смеркаться (зимой темнеет рано), и Любке вдруг показалось, что грубые рубцы исчезают с лица деда, оно разглаживается и становится красивым и молодым.