Пашка, вполне польщенный признанием его заслуг, но не обрадованный им, дернул уголком губ и быстро кивнул. Лицо его было мрачно.

– Понять бы еще, чем нам грозит то, что он за нас взялся и к чему это может привести. Если этим темпорам нравится играть… кто его знает, куда он нас заиграет.

…Подъем по лестнице, вопреки Пашкиным предупреждениям, оказался вовсе не так уж и тяжел – ступени были достаточно пологими, шагалось по ним легко, и единственным затруднением могли являться многочисленные предметы, в беспорядке по ним разбросанные. Сами ступеньки кое-где тоже обвалились, попалась даже одна практически полностью разрушенная, но переступить через нее труда не составило.

Вольфганг, чьи раны были осмотрены, но облегчения которому это не принесло, поднимался с большой осторожностью, придерживаясь за сохранившиеся с одной стороны перила, но виду, что ему трудно, не подавал. Он, в конце концов, просто не мог себе этого позволить – он ведь был мужчиной, солдатом, путь и раненым, а рядом с ним легко шагала симпатичная девушка. Перед ней молодому человеку невольно хотелось показать себя сильным и несгибаемым, хотя причину этого он пока и сам бы затруднился назвать. В целом, к своим новым русским знакомым он ко всем относился с одинаковой теплотой, никого пока не выделяя.

Марк и Пашка шагали впереди, готовые защитить своих спутников, настороженные, напряженные и непрестанно прислушивающиеся, и приглядывающиеся. Ни один шорох, ни один, даже самые легкий звук, не оставались без их внимания, и порою резкий поворот головы кого-нибудь из предводителей маленького отряда пугал их спутников.

В целом, в башне было тихо. Единственные звуки, какие доносились до слуха молодых людей, производились их собственными ногами, особенно когда на лестнице вдруг попадался какой-нибудь листочек бумаги, который, отлетев от легкого движения воздуха, начинал тихо шелестеть вниз по ступеням, но парни все равно предпочитали держаться настороже.

Слишком уж опасной могла оказаться вдруг эта тишина, слишком неприятная и, чего греха таить, страшная угроза затаилась где-то в ней.

В темпора, в то, что он и в самом деле существует где-то здесь, под каменными ступенями, по которым они поднимаются, все поверили окончательно и бесповоротно. Сомнений быть просто не могло – эта версия была единственным более или менее правдоподобным объяснением всех загадок, окутывающих их с мига прибытия в башню, поэтому теперь оставалось только решать, как жить с этим знанием. Что делать, как защитить себя от произвола ребенка, могущего забросить кого-нибудь из них на неизвестное количество лет вперед или назад, просто чтобы «поиграть»? Позабавиться!

Наверное, лучшим выходом было бы все-таки попытаться покинуть это место, уговорить Вольфганга отказаться от поисков друга, увести его с собой… Но, говоря откровенно, в душе каждого из трех русских с каждым мигом все больше и больше крепла уверенность, что просто так темпор их из рук не выпустит.

Так не бывает. Так просто не случается никогда – если они наткнулись на какую-то тайну, если прознали о существовании какого-то странного создания, то это создание не оставит их в покое! Это было бы слишком просто, и уж точно не по законам жанра.

Тата тихонько вздохнула и, остановившись на секунду, быстро оглянулась на Вольфганга. Поднимались они уже долго, и она опасалась, что раненый мог устать. Немец, действительно немного побледневший, заметив устремленный на него взгляд, тотчас же растянул губы в улыбке и даже попытался выпрямиться, всем видом показывая, что он в совершенном порядке.