Почему, когда начинаешь отношения, чувствуешь неравноценность интереса друг к другу? И почему вначале люди готовы совершать поступки: приезжать, находить время для встречи, – а затем тебя как будто забывают? Неужели дело во мне, и нужно стараться больше отдавать, искать способы угодить и заслужить симпатию?

 Как другие все успевают? Наверное, я плохая хозяйка, жена и мать – постоянно заболеваю от переутомления, когда пытаюсь быть идеальной и вставать в 5 утра, чтобы выполнять одну задачу за другой до 23 вечера.

 Почему мне так легко помогать друзьям и практически невозможно – просить помощи? Почему я выбираю делать все сама, пока не разрыдаюсь от нервного срыва?

 Дружба – это ведь когда можно позвонить друг другу в любое время дня и ночи и найти поддержку, да? Почему же так редко можно встретить этот эталон в реальной жизни, и отчего мне звонят чаще, чем я получаю поддержку в ответ? Так и должно быть? Если да, то почему я чувствую, что перегружена и мне от этого плохо?


Какое-то время я буду делать все, чтобы казаться окружающим нормальной, успешной и счастливой женщиной, – показывать, что моих сил хватит на все. А детство мы замылим, подкрасим и не будем афишировать. Не зря же говорят: «Мы не можем повлиять на то, как нас воспитали родители, зато можем каждый день создавать себя».

Так и жила. А потом, в 2019 году, случилось оно – выгорание. Это был результат созависимого поведения. Тогда я хотела заслужить одобрение, быть увиденной и признанной женщиной, которая была в то время для меня авторитетной фигурой. Разрушать себя помогали трудоголизм и правило, которое передавалось в нашей семье из поколения в поколение по женской линии: «умри, но сделай». От перегрузки мой организм трещал по швам: появились нарушения памяти, снизилась концентрация внимания и в голове возникало ощущение непроходящего тумана. Я пишу эти строки и чувствую, как воспоминания оживают. Шевелятся щупальцами и шепчут: «Один раз сгорев, ты уже никогда не будешь прежней». И внутренний голос прав, моя работоспособность за 5 лет восстановилась приблизительно на 90 %. Я больше не чувствую тех порывов, когда могла сесть и трудиться без отдыха даже в выходные и праздники. В тот год я работала и 1 января, потому что выходных не было совсем, а я гналась за идеей «побольше потопаешь, побольше полопаешь». Конечно, такой подход в работе психолога недопустим и чреват ошибками. Мне хватило сил их признать и вовремя остановиться. Только на это ушел год, когда я вплотную занялась перепроверкой зоны моей ответственности, а значит, личными границами. Тогда я и пришла к мысли: «Я делаю такие странные вещи, чтобы выслужиться, это ненормально и очень похоже на эмоциональную зависимость».

Любой диагноз – это половина решения. И пусть я поставила его себе сама – я стала с ним разбираться. Немного восстановившись, начала изучать курс по эмоциональному интеллекту и поведенческой экономике. Благодаря лекциям я нашла свои ошибки, которые совершала из страха потерять человека. Это осознание подтолкнуло меня пойти на специализацию по работе с зависимыми в гештальт-подходе.

Учеба перевернула мой мир – я обнаружила, сколько вокруг созависимых и зависимых людей. Классных людей, с которыми приятно и хочется общаться. Я почувствовала, что не одна, и быть такой, как я, не стыдно. Более того, я поняла, что у меня есть не только созависимые черты, но и целая зависимость (о ней напишу чуть позже). Знания и практический опыт, которыми я делилась в соцсетях, дали обратную связь в виде доверия: мои клиенты начали доверять мне секреты, о которых молчали раньше. Со временем я погружалась в тему все больше и больше – и начала чувствовать достаточную смелость для того, чтобы признаться: мне нравится работать с зависимыми и созависимыми. И еще я чувствую благодарность и радость от такого сотрудничества. Это удивительно, но я даже стала уважать созависимость. А бояться перестала.