Сколько себя помню, я объясняла маме: «Надо уходить». Первый разговор состоялся на лавочке возле детского сада. Мне было лет 5–6, возможно, мама посчитала, что я достаточно взрослая, чтобы объяснить мне: это любовь, ей с ним хорошо, да и если бы она хотела уйти – было некуда. Я смотрела на маму, и мне казалось, мир потерял равновесие. Как может взрослый не понимать таких простых вещей? Нельзя оставаться там, где тебя так сильно обижают, и пусть я ребенок и меня не слушают, но должен же быть какой-то взрослый, который сможет объяснить маме, что «так нельзя», – и поможет принять решение о разводе. У меня появилась мечта: «Вот бы стать таким человеком! И если я не могу помочь маме, может быть, смогу помочь кому-то другому». Спустя годы я узнала, что эти люди называются психологами, но и они не обладают такой властью, чтобы командовать «можно – нельзя, уходи – останься».

Эта история проработана тысячами часов личной терапии, но до сих пор, рассказывая ее, я чувствую, как подступают слезы. Я знаю, что ее прочитают мои клиенты, коллеги и знакомые, и прошу немного поберечь меня и ни о чем не спрашивать. Просто знайте: тема созависимости далась мне нелегко, и лет с 6 я знала, что хочу стать психологом (даже не зная еще, как называется профессия), – потому что должен же быть хоть кто-то, кто может объяснить маме, что так жить нельзя. На компенсацию детских травм у меня ушли годы, но из опыта скажу: увы, не все детские травмы забываются со временем. Из достижений – фигуры матери и отчима воспринимаются объемно, уже не как черное пятно «виноватых в невзгодах», а как личности, которые жили как умели и все-таки смогли передать мне что-то хорошее, например, смелость рассказать вам эту историю.

Исполнив мечту и придя в профессию психолога, я первое время избегала работать с созависимостью, предпочитая помогать своим клиентам разрешать конфликты, сохранять отношения, расти в карьере и развиваться. Мне было страшно попасть в свою уязвимость, и никакие деньги не могли заставить шагнуть в свой страх.

И, как обычно это работает, если ты что-то вытесняешь из жизни – оно обязательно будет появляться снова.

Так произошло и со мной.

Я уже так много вам рассказала о своей личной истории, что хочется смутиться и быстрее перейти к другим историям, спрятавшись за ролью профессионала, разбирающего чужие вопросы. Но я понимаю, что это будет нечестно по отношению к вам, ведь моя история тоже про выход из созависимости – и может показаться вам знакомой или даже быть в чем-то полезной. Мне важно, чтобы вы верили и ощущали: я вас понимаю, если не во всем, то хотя бы в том, каково это быть зависимым и созависимым и почему за каждым я вижу два крыла. Одно белое, светящееся и состоящее из преимуществ таких моделей поведения, а другое – черное, как уголь, созданное утяжелять и усложнять все аспекты жизни. Я смогла полюбить эти части в себе, поэтому пишу этот текст – в самолете, преодолевая путь длиной 4 368 км рейсом Дели – Москва. Вместо того чтобы дремать или предаваться безделью, я пестую свой трудоголизм, в третий или четвертый раз переписывая этот кусочек, потому что переживаю, понравится ли вам он и как вы его поймете, – предыдущие варианты мне захотелось переделать и добавить живости.

Мысль о своей созависимости я отрицала довольно долго. Да, родители пили, но я упорно делала вид: «Я не такая, это не про меня». При этом меня всерьез беспокоили вопросы такого плана:

 Почему, если людям делать хорошее, то они сначала благодарят и ценят, но со временем привыкают, и ты чувствуешь себя использованной?