Он даже не посмотрел в ее сторону. Боже, неужели было время, когда все, что она делала: каждое движение, каждое слово, – ловилось им с восторгом и обожанием? Он любил в ней все, что вызывало теперь отвращение: ее незнание родного языка и смешные ошибки в нем, если она все же пыталась говорить по-русски; бурные вспышки ее ревности и следующие за ними такие же бурные проявления нежности; томные взгляды и величавую походку…
В памяти Сергея непрошено возникло видение так похожего на это торжества, – с балом и ужином на триста персон, – на котором главными действующими лицами были он сам и Ирэн. День их свадьбы. Как они танцевали тогда! Они кружились и кружились, занятые лишь собой, и никого не существовало для них… Тот день был самым счастливым в его жизни. А та ночь – самой несчастной. И больше он с тех пор не танцевал.
Он посмотрел в сторону Березиных, – и мысли о жене исчезли. Что же замышляет эта «маленькая и щупленькая девчонка со странными глазами», – как сказала о ней Ирэн? Что нужно ей от него, Сергея? Зачем был нужен этот загадочный маскарад с мальчишкой Катей? Он должен это выяснить. Но скажет ли она ему? В ее глазах была толика страха, когда он пригласил ее… но было и что-то еще. Вызов? Ненависть? Или боль?
Он узнает это, и скоро.
Аня не думала, что вальсировать с ним будет не так уж неприятно.
Она не танцевала пять лет и многое забыла, хотя учителя танцев в свое время считали ее способной ученицей и хвалили ее куда больше, нежели позже – Алину; и со всяким другим партнером Аня чувствовала бы себя не в своей тарелке из-за боязни сделать что-то не то; но только не с Раднецким. Наоборот, она была бы рада ошибиться, сбиться с такта или неправильно повернуться, чтобы поставить его перед всеми в неловкое положение. Но он оказался прекрасным партнером; он вел ее так уверенно и непринужденно, что ноги и тело Ани сами вспоминали и делали все за нее.
Она ожидала, что он сразу начнет допрос, и приготовилась к этому; но они сделали уже три круга по залу, а он, кажется, вовсе не собирался говорить о том вечере. Он задал несколько обычных светских вопроса о том, как давно она с маменькой и сестрой в столице, нравятся ли ей зимний Петербург и сегодняшний бал, – и это было все.
Его взгляд, – она танцевала с опущенными глазами, но несколько раз все же рискнула посмотреть ему в лицо, – его движения, даже то, как он держал ее правую руку в своей, а другой рукой обнимал ее талию, – ничто не выдавало каких-то посторонних мыслей или опасных для нее намерений.
«Да полно, узнал ли он меня, в самом деле? – несколько раз мелькнуло у Ани. – Возможно, это предложение повальсировать – просто совпадение, и я напрасно нервничаю?»
Но нет. Конечно, это не было совпадением. Она была не из тех, кого приглашают; она была некрасива, стара, в конце концов. А он не танцевал давно, – так сказала тетушка… И это было правдой, – Аня даже слышала удивленный шепот, когда граф взял ее за руку и ввел в круг танцующих.
Но тогда – почему он молчит?? Почему не спросит, что делала она около его особняка, зачем выспрашивала о нем, как оказалась в Ольгином борделе? Может, ему неловко, что Аня подслушала его сон и потом видела их с Ольгой там, на ковре? Но нет; этот человек не может испытывать чувство стыда. Он негодяй, без совести и чести. И хватит ей трястись перед ним; если он молчит, она заговорит сама!
И она решилась:
– Скажите, ваше сиятельство, лицемерие входит в круг ваших должностных обязанностей?
– Что вы имеете в виду, Анна Ильинична? – он поднял бровь и посмотрел на нее сверху вниз с самым искренним недоумением.