– Я здесь не для того, чтобы прояснить сущность леди Фабианы.

– Естественно, – кивнул граф, – вы ведь это итак уже поняли.

Невероятная догадливость графа стала неприятным сюрпризом. Казалось, он и не нуждался в подтверждении, читая карту ответов на моём лице.

– Похоже, я прав, – хмыкнул он, – а это значит, что вы ищете… противоядие, не так ли?

Я промолчала. Граф удовлетворённо кивнул.

– Его тут нет. Говорю это как человек, изучивший все представленные здесь тома вдоль и поперек.

Оглянувшись на дюжину битком набитых стеллажей, возвышавшихся от пола до потолка, я оценила упорство графа. А его сильно припекло.

– Не всё так просто, как описывают в книгах, мисс Кармель.

– Но я ведь не ошиблась, и леди Фабиана… – Я умолкла в нерешительности.

– Ну же, скажите это.

– Сирена?

Несмотря на скандальность истории, детали не были доподлинно известны.

– Вы не ошиблись, – невозмутимо подтвердил граф. Но ваша попытка смехотворна, – он презрительно кивнул на томик в моих руках. – Это всё равно что искать Остров Сокровищ по карте из детской книжонки.

– А вы об этом…

– Знал ли я, когда женился на ней? Разумеется, знал.

– И это вас не остановило?

– Остановило? – удивлённо приподнял брови он. – Да вы расист, дорогуша. Кто бы мог подумать! В следующий раз предупреждайте об этом в резюме

– Простите, милорд, я совсем не это имела в виду.

Граф неприятно оскалился и неторопливо прошествовал к дивану. Вальяжно расположился на нём, закинув обе руки на спинку, и принялся бесцеремонно меня изучать. Я же продолжала стоять напротив, прижимая книгу к груди.

– Я женился по любви.

– Разумеется, милорд. По-другому и быть не могло.

– Не нужно говорить об этом с таким понимающим видом, – повысил голос он. – Вы ни черта не знаете!

– Напротив, милорд. Я охотно верю, что леди Фабиана умеет внушать любовь.

– А вы не слишком-то почтительны. И недоверчивы. Так для чего люди, по-вашему, женятся?

– Чтобы составить хорошую партию.

– К тому же циничны. А как же светлейшее из чувств? Разве не во имя него благородные лорды совершают подвиги на страницах романа, который вы сейчас читаете и усердно прячете каждый вечер под подушку?

Я вздрогнула. Откуда он знает?

Граф зашёлся от беззвучного смеха.

– Да бросьте, не нужно следить за вами, чтобы знать, каким суфле забита голова юных дев. Так почему вы мне не верите? Вы же её видели, вот и скажите: разве можно не любить Фабиану? Вам прежде доводилось лицезреть столь совершенную оболочку? А её голос…

Синие глаза вспыхнули, как у охотника при виде окровавленной лани.

– Видимо, у меня свои представления о проявлениях любви, милорд.

– Ах, вы о вчерашнем… Вы любите пирожные, мисс Кармель?

На столике между нами стояла принесённая мною тарелочка, так что вопрос был праздным.

– Да, милорд.

– Какое ваше любимое?

– Эклер с ванильным кремом, милорд.

– А вы могли бы съесть два таких эклера разом?

– Пожалуй…

– А пять?

– Это было бы затруднительно.

– А десять?

– Едва ли это возможно.

– Так вот представьте, мисс Кармель, я тоже очень люблю пирожные – ореховые корзинки, если быть точным. Настолько люблю, что начинаю их есть и уже не могу остановиться: во рту приторно сладко, аж до тошноты, живот скручивает от боли, но я продолжаю через силу запихивать их в себя. Чувство престранное – и сладостно и гадко. Прекрасно знаю, что остаток дня мне будет очень плохо, но завтра я пойду за новой порцией. И кто в этом виноват: пирожное, оттого что оно такое заманчивое и хорошо пропеченное, или я, потому что, ведая о последствиях, продолжаю его есть?

– Но пирожное не внушает вам привязанность насильно.

– Разве одно мешает другому? Или вы думаете, я не в состоянии отличить истинную привязанность от внушаемой? Уверен, и вы почувствовали вчера разницу. Хотя противиться, признаю, очень трудно. Порой невозможно. Тем не менее, несложно определить, где истинное чувство, а где сладостное принуждение. А теперь представьте, что оба ощущения взаимоналожились…