– Мсье Лэтем убил его.

– При нем были бумаги?

– Нет, ничего, что могло бы установить его личность. Кроме татуировки на правой стороне груди – трех молний, – символа нацистского блицкрига. Лэтем правильно определил их происхождение, но он не знает, что теперь они означают. А мы знаем… Эту татуировку делают только высоко тренированной элитарной группе людей в неонацистской организации. По нашим данным, здесь, в Европе, в Южной Америке и в Соединенных Штатах их всего две сотни. Их называют мейхельмёрден, то есть убийцы, обученные убивать самыми разными способами. Отбирая их, учитывают преданность, физические данные, а главное, желание, даже потребность убивать.

– Психопаты, – закончила Жизель, опираясь на свой адвокатский опыт. – Психопаты, завербованные психопатами.

– Совершенно верно.

– Таких людей без труда находят организации фанатиков или секты, поощряя их врожденную склонность к жестокости.

– Согласен с вами, мадам.

– И вы не рассказали американцам, англичанам или кому бы то ни было об этом – как бы его назвать – батальоне убийц?

– Высшие чины, конечно, информированы. Но кроме них – никто.

– Почему? Почему об этом не знают такие, как Дру Лэтем?

– У нас есть на то основания. Мы опасаемся утечки информации.

– Тогда почему же вы рассказываете это нам?

– Вы французы, и люди знаменитые. А знаменитости – всегда на поверхности. Если произойдет утечка, мы будем знать…

– И?

– Мы взываем к вашему патриотизму.

– Это глупо, если только вы не хотите погубить моего мужа.

– Подожди минутку, Жизель…

– Помолчи, Жан-Пьер, этот человек пришел к нам по какой-то другой причине.

– Что?

– Вы, очевидно, были выдающимся адвокатом, мадам Виллье.

– Ваши прямые вопросы вперемешку с туманными не оставляют сомнений, мсье. Вы запрещаете моему мужу предпринимать определенные шаги, которые, учитывая его талант, как даже я понимаю, не грозят его жизни. Затем делитесь с ним секретной – чрезвычайно секретной информацией, которая может стоить ему карьеры и жизни, если просочится.

– Я прав, – заметил Моро, – вы блестящий адвокат.

– Не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул актер.

– А ты и не должен понимать, милый, предоставь все мне. – Жизель гневно посмотрела на Моро. – Вы же спускаете нас со ступеньки на ступеньку, не так ли?

– Не могу этого отрицать.

– А теперь, когда он, услышав ваши откровения, стал крайне уязвим, скажите, чего вы от нас хотите. Разве не это главный вопрос?

– Думаю, что да.

– Так чего же вы хотите?

– Прекратите спектакли, снимите с репертуара «Кориолана», частично рассказав правду. Ваш муж не может играть после того, что узнал про Жоделя. Он переполнен раскаянием, а главное – ненавистью к тем, кто довел старика до самоубийства. Мы будем охранять вас двадцать четыре часа в сутки.

– А как быть с моими родителями? – вырвалось у Виллье. – Разве я могу так поступить с ними?

– Я говорил с ними час назад, мсье Виллье. Я сказал им все, что мог, не утаив, что в Германии пробуждается нацизм. Они считают, что решение должны принимать вы. Они также надеются, что вы отомстите за своих настоящих родителей. Что еще вам сказать?

– Итак, я прекращаю спектакли и, ничего не сказав публично, становлюсь мишенью для нацистов, как и моя дорогая жена. Вы об этом нас просите?

– Повторяю: вы никогда, ни на секунду не останетесь без нашей защиты. Наши люди будут всюду – на улицах, на крышах домов, в бронированных машинах, в ресторанах. Их будет больше, чем нужно для вашей безопасности. Нам необходимо схватить всего одного мейхельмёрдена, чтобы выяснить, кто ими руководит. Существуют препараты, а также и другие средства, которые заставят убийцу заговорить.