– Бабы, Анфиску не видали? – близоруко щурясь, Роза вглядывалась в толпу женщин, каждый вечер ожидавших письмоносицу у кромки поля.

Стояла глубокая осень, но картошка была ещё не вся выкопана, и женщины дотемна ковырялись в холодной грязи, стараясь поспеть до заморозков. Рабочих рук явно недоставало, все мало-мальски здоровые мужики были на фронте. Четвёртый месяц шла война, и хоть деревня была невелика, всего-то десятка два дворов, однако уж три похоронки пришли. А из соседнего села чуть ли не каждый божий день ветер доносил отголоски протяжных женских рыданий.

Услышав Розин вопрос, каждая из женщин облегчённо выдохнула: сегодня беда прошла мимо.

– Анфиска дома сёдни, свёкор у неё совсем плох. Чё стряслось-то? – запоздало крикнул кто-то, но Роза уж убежала далеко вперёд, часто припадая на левую ногу.

Беда-бумага пришла в избу на другом конце деревни, там в голос ревела Анфисина свекровь: её сын Павел пропал без вести. Обессиленный болезнью свёкор молча смотрел в угол с иконами, только по морщинистым щекам его катились слёзы. Анфиса же ни слезинки не уронила, только как каменная сделалась.

– Ты бы поревела, Анфиска, полегчает, – уговаривала её Ульяна.

– Ревут по мёртвым, а Пашка мой жив, – сказала, как отрезала.

И правда ведь, похоронки не было, а без вести пропал – ещё не погиб. И никто не смог убедить Анфису в обратном.

Тем же летом ушёл в мир иной свёкор, за ним тихо сгорела свекровь.

Война давно кончилась. Выросла дочь, вышла замуж, народила деток, оставила их на попечение матери.

Так и жила Анфиса – с внуками, да с верой в возвращение мужа.

– Бабушка, а почему ты замуж больше не вышла? – спросила вдруг Вера.

Бабушка Анфиса часто рассказывала внучкам про их дедушку, которого они никогда не видели. Девчонки такие рассказы любили: сядут возле бабушки и слушают. Для них дедушка Павел был как сказочный Иван-царевич: добрый, красивый, смелый. Только война проклятая разлучила его с царевной Анфисой: ушёл он на фронт и не вернулся. Единственное письмецо от него, полученное в самом начале войны, со временем где-то затерялось. Осталась лишь старенькая карточка, на которой дедушка был снят в шапке-будёновке и со светлым взглядом из-под слегка насупленных бровей.

Дочь Нина как-то удумала отдать заезжему фотографу снимок двадцатилетнего отца и фотокарточку сорокапятилетней матери, чтобы тот сделал семейный портрет Анфисы и Павла. Но бабушке эта затея не поглянулась:

– Как мать с сыном мы здесь, – заявила бабушка и разрезала портрет на два, а увеличенную дедушкину половинку вставила в рамку и повесила у себя над кроватью.

– Замуж, говоришь? – вопросом ответила бабушка на вопрос старшей внучки. – Да как же мне замуж-то?

– Ну, правда, почему, бабушка? – затеребила нетерпеливая Тамара. – Дедушка же не вернулся. Вон у тёти Вали дядя Петя уехал куда-то и тоже не вернулся, она же на дяде Коле поженилась. А в тебя, что ли, никто не влюбился?