Тогда в 1951 г. мною всё время владел страх, что с мамой и тётей Идой может случиться такое же. Маму однажды вызвали в КГБ, эта была страшная для нас, детей, ночь, но, слава Богу, её отпустили. Тётя Ида жила в своём санатории, а на неё уже писали письма в КГБ из-за постройки дома. Дом пришлось продать.

Боже, как же мы выжили в той страшной жизни?! Жизнь была просто чёрной. И это в мои 18 лет, а Лене всего 13. Но это ещё было только начало. На втором курсе стали исчезать наши профессора. Всякие слухи, разговоры об арестах. Кошмар! Мы потом узнали, что в 1948 г. арестовали членов Еврейского Антифашистского комитета (ЕАК). Это была паранойя у чудовища. ЕАК был образован во время войны для получения помощи СССР со стороны евреев мира. Члены этого комитета во время своих поездок по американскому континенту собрали многие миллионы долларов для Красной Армии. Но вот почти всех членов ЕАК арестовали, объявив их, естественно, шпионами. Несколько лет их продержали в тюрьмах. К ним же «присоединили» и уже убитого Соломона Михоэлса, который был председателем ЕАК. А в августе 1952 г. расстреляли 13 человек из этого комитета! Среди них были: наш любимый детский поэт Лев Квитко (помните: «Скок лошадка, стук—стук дрожки! В лес поедем к бабке Мирл, по кривой дорожке!»). Я это читала много раз своей маленькой внучке уже в Израиле.

Убили В. Зускина, прекрасного актёра ГОСЕТа. Я его видела на сцене и в общаге за кулисами этого театра. Убили замечательного главного врача Боткинской больницы – Б. Шимелиовича. Впоследствии я познакомилась с его сыном Львом Борисовичем, чудесным человеком и блестящим врачом, и с его женой, тоже врачом и учёной, очаровательной Мариной Ходос. Они сейчас живут в Иерусалиме.

Среди уцелевших членов ЕАК была Лина Соломоновна Штерн, единственная женщина—академик в СССР. В детстве почему-то мне прочили, что я буду, как она – учёной. А может, это и получилось?

Начинается 1953 г. Мы на третьем курсе. Многих профессоров нет, их арестовали. Но об этом пока не пишут.

13 января 1953 г. Сообщают о деле «врачей—убийц». Ещё одно чудовищное деяние Сталина. Нам объявляют, что наши профессора—гиганты, великие врачи, основа советской медицины, были шпионами, убийцами и замышляли… ну, конечно же, убить Сталина. Я никогда не забуду этот день. Серый, почти тёмный. У моей подруги Майки Бушканец в этот день родился племянник, мы с ней идём в акушерскую клинику, проведать её сестру. У меня было ощущение, что это серое небо упало на меня, такую тяжесть в душе я чувствовала.

Страшные, окаянные дни. Мама в ужасе, вздрагивает от каждого звонка по телефону и в дверь. Кругом слухи об арестах. В это время по Майкиному поведению и частым появлениям у нас в институте её подруги Нэры Зарубинской стало ясно, что родителей Нэры арестовали. Прошло очень много лет, но я помню, как моя Майка мужественно и бескорыстно помогала Нэре. По решению Майкиной мамы, Надежды Марковны, они взяли её к себе в огромную коммунальную квартиру, несмотря на угрозы их многочисленных соседей. Уже здесь в Израиле, где Нэра живёт с мужем Мишей Маргулисом, узником Сиона, она рассказала мне, что каждый раз, когда её вызывали в КГБ, разыскивала Майку и говорила ей, куда она идёт, на случай, если её арестуют. Это ужасно, что люди в юности должны перенести такое!

А в это время в институте идут сплошные митинги. Наши преподаватели произносят речи, клеймящие «врачей—убийц», которые были их коллегами, их учителями, их научными руководителями, и призывают их убить?! Уже ходили слухи, что евреев вывезут в Сибирь, а врачей казнят публично на Красной площади. И всё это в «цивилизованной» стране! Мама потихоньку собирала тёплые вещи. Была сплошная безысходность.