В санатории летом я много занималась с детьми – моя всегдашняя любовь. В основном, конечно, в старшей группе. Я готовила праздники и проводила их с детьми. Мы читали стихи, танцевали. Я не решалась только петь, зная свою полную неспособность к пению. Вообще же эта была «та ещё» самодеятельность, но всем нравилось. Ведь «на безрыбье и рак рыба». С другими развлечениями у детей было бедно. Но тётя Ида очень старалась их лечить и хорошо кормить. Ведь дети были, как правило, из неблагополучных, бедных семей. Из пребывания в санатории, видимо, выросло моё неуёмное желание быть детским врачом.

Мы много времени проводили на просеках, играли в разные игры с мячом. Никакого транспорта ещё не было, понятия о педофилии тоже не было. Тётя Ида могла о нас не волноваться. Единственное, чего она от нас требовала – не поздно являться домой. Калитки в санатории запирались часов в 8—9 вечера. На большой территории находился ночной сторож Яков и собака. Но мне не раз приходилось кричать у калитки: «Дядя Яков, откройте!». Когда у нас в компании появлялись мальчики, они помогали мне перелезть через забор. Тётя Ида всегда в таких случаях сердилась. Но мы её, хоть очень любили и уважали, совсем не боялись. Правда, с персоналом она была строга. Она мне много раз говорила, когда я уже училась в Мединституте: «Только не становись администратором». Я и не пыталась. Наверное, наша дочь Анна унаследовала эту жилку от тёти Иды и от своего дедушки, моего папы, который был директором авиационного завода. Анна – прирождённый администратор.

Личность тёти Иды была тем примером, на котором я формировалась. На вопрос: «Сделать жизнь с кого?» я точно знала ответ, что с тёти Иды. Когда у Ани родилась моя чудо—внучка, и Аня, всегда идущая против любого течения, выбрала имя Идан, что тогда было ещё только именем мальчиков, я была рада этому имени.

А ещё «на Пионерской» я научилась кататься на лыжах, даже съезжать с горок. Везде было спокойно, тихо, и главное – совершенно безопасно. Я даже одна на лыжах гуляла по лесу. Лыжи были широкие, тяжёлые, как говорили «охотничьи», но я как-то с ними справлялась. В дальнейшем, все годы жизни в Москве я каталась на лыжах или с Валей или с подругами.

«На Пионерской» я обрела своих подруг на всю жизнь. Это были: Ирочка Файнзильберг, Наталья Гранберг, Нана Зильберквит, Лора Гаусман. Все, кроме Ирочки, были дачники, приезжавшие только на лето. Мы с Наной были еврейки на 100%, Наталья и Ирочка на 50% – по отцам.

Национальность Лоры выяснить не удалось. Фамилия у неё была Гаусман, но непонятно, была ли это фамилия еврейская или немецкая. Во всяком случае, Лора сменила эту «подозрительную» фамилию на русскую фамилию её мамы в 16 лет при получении паспорта. Это был период страшного антисемитизма в СССР.

С Ирочкой мы познакомились ещё до войны, они постоянно жили «на Пионерской». Её папа погиб на фронте, остались три девочки. Мама, Клавдия Васильевна работала в санатории у тёти Иды. Жили они в те годы после войны очень бедно. Тётя Ида, чем могла, помогала им. У них была часть большого дома и там мы все встречались. Это был наш «клуб». Семья была очень гостеприимная. Девочки выросли, учились, удачно завели семьи. Появились дети. Словом, уже в конце 50-х годов всё было хорошо. Мы часто приезжали к ним из Москвы в более поздние годы.

На просеке я познакомилась с Натальей. Эту сцену знакомства я помню очень хорошо. Год 1944 или 1945, на просеке сидит компания девочек, и среди них новая, очень хорошенькая пухленькая девочка. Я подошла и спросила: «Ты родственница Покровских?» Все сидели возле дома Покровских. Девочка взглянула на меня с невероятным презрением: «Мой папа кинодраматург, моя мама кинооператор, как я могу быть родственницей Покровских?» Это была Наталья Гранберг, после замужества Аскоченская. Но рассказ о Наталье был бы неполным, если бы я не рассказала об её родителях и их доме, что было важно для меня и моего развития. Отец Наташи – Гранберг Анатолий Семёнович – интересный человек, по образованию юрист, по призванию – литератор. Он стал кинодраматургом и был автором и соавтором нескольких известных фильмов – «Сердца четырёх», «Гранатовый браслет», «Дело пёстрых» и других. Великолепный рассказчик, с юмором, саркастичный, общение с ним было безумно интересно. Мама Наташи, Клавдия Филипповна Красинская, была красавица, умница, острая на язык. В её биографии был такой незаурядный факт, то, что она была одной из первых женщин-кинооператоров, окончивших по этой профессии ВГИК. Она участвовала в съёмках у великого Сергея Эйзенштейна, когда он творил «Иван Грозный». Дома у Гранбергов хранятся фотографии, где Клавдия Филипповна вместе с Эйзенштейном, Николаем Черкасовым и другими участниками съёмок. А съёмки происходили в Алма-Ате, столице Казахстана, где «Мосфильм» был в эвакуации.