Озноб, колкий, пронизывающий, забрался под куртку, заставил подняться. Хадис вернулся в машину, сел на сиденье. О возвращении не могло быть и речи. Покинув периметр, он стал изгоем, несущим заразу в стерильную жизнь. Хадис прислушался к своим ощущениям. Ничего. Голова не болела, давление в норме.

Вспомнилась передача про теории заговора. Пожилой мужчина в безупречном синем костюме взывал к разуму оппонента, молодого горячего парня в рваных джинсах и пиджаке на футболке:

– Вы утверждаете, что мы не единственно выжившие. Земля населена, как и прежде. Все карантинные меры излишни. Были ли у вас родственники вне города?

– Да, – твёрдо ответил парень.

– Вы им звонили?

– Да.

Студия замерла.

– Вызов не проходит, – продолжил парень.

Студия задрожала от смеха.

– Возможно, у выживших нет связи, – попытался оправдаться парень.

– Или нет выживших, – заключил синий костюм.

Хадис вытащил из кармана куртки смартфон и посмотрел на индикатор сигнала. Антенна мигала зеленым. Хадис поблагодарил создателя и набрал Анну.

«Вызов запрещён принимающей стороной», – отчеканил голосовой синтез. Хадис оторопел и принялся набирать всех подряд: друга, коллег и даже полицейский отдел. Ответ был стандартным.

«Если нет выживших, то кому предназначено сообщение?» – спросил себя Хадис и замер. Мозг пытался найти объяснение: «Вышку забыли отключить от питания, ошибка персонала, по другую сторону периметра всё ещё сохранилась жизнь». Последнее показалось глупым.

Хадис вновь вышел из автомобиля. Нестерпимо хотелось в туалет, но вокруг не единого укромного места. Помявшись, он сплюнул и обошёл машину, прячась от возможного наблюдателя. Лужа – единственный след на бездушном бетоне.

Холод усилился. Солнце скрылось за горизонтом. Хадис уже забыл, что весной рано темнеет. Для него течение суток определялось яркостью ламп.

Поднялся порывистый ветер, несущий мелкий песок. Пришлось вернуться в автомобиль. «Панорамное окно сейчас бы не помешало, как и «Какобако», продающееся в стаканчиках с подогревом», – подумал Хадис. В желудке предательски заурчало. Игуана с далекая от печалей, неторопливо обгладывала листья.

Хадис перебрался на заднее сиденье и лёг, поджав ноги. В бок упёрлось что-то твёрдое. «Консервы!» – вскочил он. Достал из кармана железную банку и дёрнул за колечко ключа. По рукам потекло солёное масло. Из-под крышки показали хвостики маленькие сардинки. Хадис ел жадно. Заглатывал рыбок одну за другой. Выпил весь соус и, даже немного обрезав язык, вылизал банку. Забытые вкус ожог рот, а затем провалилсяв желудок.

Подкрепившись, Хадис задумал о костре и принялся перерывать содержимое бардачка: старая квитанция, чудом выжившая в буре борьбы с чумой, несколько монет, которые давно не в ходу, пластиковый паспорт с чипом. У Хадиса затеплилась надежда. Старик мог хранить спички, но они, как и зажигалка, так и не нашлись. Исчезли , стали ненужными в мире, пропитанном здоровьем и образом жизни без вредных привычек.

Закончив поиск в салоне, Хадис, прикрывшись воротом водолазки, выполз под ледяной ветер. В багажнике валялась запаска, набор инструментов и кусок синтетического коврика. Наспех заткнув им лобовое стекло, Хадис вновь забрался в машину. Покрутился, и, найдя удобное положение, провалился в тяжёлый спасительный сон.

Он чувствовал, как крутилась вокруг игуана, забираясь под куртку, слышал вой ветра и металлический скрежет. Под утро, когда непогода стихла, Хадису приснились глаза. Они двигались вдоль машины, исчезали и вновь загорались красными огоньками.

Хадису хотелось подняться, но неведомая сила не давала вырваться из сонного плена. Преодолев паралич, он вскочил, отчего игуана свалилась на пол, и принялся озираться по сторонам. Тихо. Лишь жажда сдавила высохшее горло.