– Сука!

Голос заставляет ее сорваться с места. Она бежит вперед, сворачивая то направо, то налево, безнадежно встречая тупик или очередную развилку. Все повороты мешаются в бессмысленную мозаику, и она утрачивает способность различать коридоры.

– Никуда ты не убежишь, Кристен, если не знаешь, где и куда свернуть! Проход в эту часть завален, ты будешь ходить кругами.

Кристен останавливается на очередной развилке, бессмысленно мотая головой то в одну сторону, то в другую. Пытаясь сквозь бешено колотящееся сердце услышать голос до смерти перепуганной интуиции. А ведь она и правда была здесь… Сколько бы ни бежала, его голос всегда где-то рядом.

– Ты разозлила меня, Кристен! На твоем месте я бы извинился по-хорошему, и мы вместе нашли бы компромисс в виде быстрой смерти.

Она опускается на корточки и прислушивается. Здесь нет ветра, только где-то вдалеке капает вода. Вариантов нет, она не может остаться на месте. Единственное, что остается – это перемещаться тихо. В голове возникает идея: ведь он не сможет быть здесь вечно, у него наверняка есть семья и «нормальная» жизнь, которую он все еще вынужден вести. Если бы только она смогла найти его первой и понять, где находится выход… Все двери, что попадались ей на пути, были заперты и выглядели в точности как дверь той комнаты, где он ее держал. Если еще немного успокоить сердце, она сможет предположить, что выход может вовсе не находиться за дверью. Она прислоняется к стене и тихо бьется затылком о камень.

«Не сдавайся. Только не сдавайся сейчас. Ты ближе к выходу, чем когда-либо.»

Далеко справа раздаются шаги. Тяжелый широкий шаг с треском грязи и мусора под ботинками.

– Кристен! Давай поговорим.

Она зажимает рот ладонями, чтобы не разреветься совсем и не потерять последнюю ниточку здравого смысла. Шаги приближаются, она вжимается в стену, желая стать ее частью. Пора считать, но она колеблется, закрывая пальто фонарик. Шаги обрываются. Она осторожно выглядывает и-за угла.

Единственный источник шума сейчас – она сама, до того громко, ей кажется, стучит сердце. Она снова замирает на углу, пытаясь определить дальнейшее направление. Здесь что-то не так, это она чувствует, но теперь не может понять, что делать дальше.

Она медленно пятится назад, пока босая нога не ступает в воду и в ногу не вонзается что-то острое. От неожиданности она вскрикивает и тут же падает на колени, освещая темную лужу за спиной. В ногу вонзился гвоздь от одной из старых рам, сваленных у стены. Кристен вытаскивает ногу с острия и со сдавленным скрипом и кровью притягивает доску к себе. Мысленно она отчитывает саму себя за неосторожность и пытается отвлечь разум от боли. Здесь она определенно проиграла. Сзади слышится треск, она поворачивается, но не успевает опередить удар по голове. Едва вернувшись в сознание, она кричит, но уже не от боли в ноге, а от боли в голове. Джефферсон тащит ее за волосы по грязному каменному коридору. Под ногами хрустят осколки. Она бьет его по руке, но ничего не меняется.

– Не надо! Пожалуйста, отпусти!

Собственный голос кажется ей настолько жалким, что эмоции постепенно берут вверх, теперь она кричит уже из последних сил и бьет ногами так, что оставляет на полу еще больше крови. Джефферсон застаскивает ее в комнату и швыряет в угол, закрывая за собой дверь. Движения его хоть и выглядят уверенными, на самом деле требуют мобилизации всех ресурсов. Адреналин дает ему шансы и забирает последние у нее.

Он подтаскивает ее к себе за ногу и сжимает руками тонкую шею, всем своим весом прижимая к полу. Прикладывает просто чудовищные усилия, но продолжает встречать сопротивление. Она колотит босыми ногами по полу и толкает его в грудь, да так, что хрустят пальцы. И при всем этом внешнем буйстве не раздается ни звука, кроме отчаянного грохота ног. Проходит минута, а она все еще жива. Уверенность Джефферсона сменяется банальным раздражением. Он сжимает зубы и душит ее сильнее. В ушах звенит от напряжения, он чувствует, как пульсирует жилка на шее. Она раздражает его, бесит, и все, чего он хочет, – видеть ее мертвой.