Я его слушал, и пытался понять, каким таким мистическим образом он все это вычислил. Определил в течение пятиминутной беседы при моем поступлении? Прочитал в личном деле? Или сообразил, проанализировав, как я разделал ублюдка его младшего братца? И тут до меня дошло с чего он сделал все эти выводы. Буквально за секунду до того как он сам мне сказал.

– Как выяснилось, я не так уж тщательно изучил твое короткое, но такое насыщенное прошлое, – мрачно сообщил Капитан. – Вчера я снова позвонил в твою школу, в приют. Я готов был из них кишки вынуть. То есть, готов был вынуть их из тебя, но что-то не давало мне покоя.

– Не надо, – еле слышно прошептал я.

Он глянул на меня задумчиво. Очевидно, сразу понял о чем я. Понял, что я догадался.

– Я узнал с кем ты там, как это теперь говорят, тусовался. А зная кем он был на самом деле, представляю чему он тебя учил.

Я сжал подлокотники кресла так, что побелели пальцы. Не хотел ничем себя выдавать, но ничего не смог поделать. Видимо, это оказалось то единственное, чем меня можно было задеть, причинить боль. Капитан, разумеется, заметил мою реакцию и понимающе кивнул. И тут вдруг я осознал, что он-то совсем не дурак, а напротив – чертовски умен. И видимо, хороший педагог. А хороший педагог не может быть придурком. А значит, мне надо было понять это раньше. Ишь ты, решил, что он обычный бывший армейский долболюб. На тебе, жри, щенок самоуверенный.

– Надо, – как-то неожиданно мягко сказал Капитан. – Надо, мальчик. Я виноват перед тобой. Но это… Ты сирота. Вырос в приюте. Ни родных, ни близких. И, очевидно, ты всегда был не таким как все. В наше время просто нормальные симпатичные и умные дети по определению оказываются не такими как все. И ты ожесточился. А потом встретил того, кто оказался достаточно необычен и внимателен, кто смог принять тебя таким, каким ты, как тебе кажется, был. В детстве такое бывает – он заполнил для тебя весь мир. А потом он оказался…

Конец ознакомительного фрагмента.