Машина подкатила к белому крыльцу, мы вышли. На этот раз сопровождающие не стали помогать мне с чемоданом, и я, отягощенный грузом прожитых лет, потащился по ступенькам куда указывали. Мы прошли по коридору первого этажа – не чистому даже, а стерильному, со сверкающим паркетом и идиотскими плакатами на стенах то про патриотизм, то про уголовный кодекс, то про героев, то про то, что надо хорошо учиться. В конце коридора авторитетно ограничивала реальность могучая полированная двустворчатая деревянная дверь с надписью на сверкающей латунной табличке «Директор», Я ожидал увидеть за дверью обычную приемную с секретаршей, и я не ошибся. Правда, секретарша была жутковатая – тощая сухая дама предпенсионного возраста с таким лицом и застывшим на нем выражением, что вот в ее причастность к пыткам поверить было достаточно легко. Разумеется, в приемной была еще одна дверь – обитая казенным винилом. И разумеется, на ней тоже было написано «Директор». Я искренне порадовался местной заботе о кретинах.

Впрочем, все оказалось вполне пристойно. Мои конвоиры кивнули секретарше и постучались в дверь. Стучать в обитую мягким дверь – занятие трудновыполнимое. Но они постучали. После чего один из них приоткрыл створку, просунулся и проговорил в неведомое пока еще для меня пространство:

– Господин Капитан, мы его привезли.

– Ага, – донесся из за двери приглушенный низкий хрипловатый голос. – Тащи его сюда.

– Иди, – сказал мне сопровождающий. – Чемодан оставь тут.

Я вошел.

Кабинет был не то чтобы большой, но и не маленький. Из необычности обстановки я бы отметил тут почти все. И государственный флаг в полный рост на стене (на хрена он тут висит?), и древний шкаф, сверкающий благородной полировкой, и огромный деревянный стол с придвинутыми к нему древними, обитыми натуральной (кажется) кожей креслами. И какую-то военную эмблему на том месте, где нормальные чиновники на автоматическом рефлексе вывешивают портреты президентов. И даже два пистолета под стеклом на стене.

Но главной достопримечательностью тут, разумеется, подразумевался хозяин кабинета.

Поскольку он сидел, не было возможности оценить его рост, но этому Виктор меня обучил (невелика наука), и было понятно, что он не так чтобы высокий, но и не коротышка. С избыточным весом, но явно от него не страдающий. Крупноголовый, коротко, видимо, машинкой стриженный, с изрядной сединой, пятнами расползавшейся по этому совершенно армейскому газону-прическе. Грубые, но не напряженные черты лица и совершенно волчий, прямо-таки горящий холодным огнем взгляд серых глаз. И красные крепкие лапищи, покоящиеся на папке, очевидно, с моим личным делом.

Мне он сразу не понравился. Виктор приучил меня сканировать людей, доверять своим чувствам в отношении них только после того, как я рассмотрю человека вплоть до мелочей. Но этот тип насторожил меня сразу. Если Виктор – единственный взрослый, сумевший затронуть мою душу – был проповедником свободы – свободы суждений, свободы выбора, свободы мыслей (под девизом «Бери, сколько унесешь»), то этот мужик явно состоял из правил, уставов, параграфов, железобетонных представлений «хорошо-плохо», «правильно-неправильно» и прочих прямых углов. Но он очевидно был не дурак. По крайней мере, в этом своем аквариуме.

Какое-то время он сканировал меня своим серо-голубым лазером. Я молчал.

– Здороваться не приучен? – спросил он, наконец.

– Здрассте, – усмехнулся я, отводя взгляд.

Он усмехнулся в ответ. Недоброй усмешкой.

– Ты, наверное, считаешь себя очень крутым. И очень умным.

– Не считал, пока вы не сказали, – отозвался я.