– Тут пролезать надо чуть ли не ползком, в эти ходы, – Сеня осторожно водил пальцем по рисунку. – Я пытался. Очень трудно. Пришел домой весь грязный, в голове – песочница, ноги в глине. Хорошо, бабуля не видела! Еле отмылся!
В рассказе мальчика сквозил едва скрываемый восторг авантюриста и первооткрывателя.
– Сеня, да ты же сам – вылитый пират! – Засмеялась Марина, сложив ладони шалашиком. – А если бы там что-нибудь обвалилось, в этой пещере?!
– Ну, сразу – обвалилось! – Мальчик опять снисходительно пожал плечами. – Если всего бояться, то ничего интересного в жизни не будет. А как тогда жить?
– А что же ты там видел, в пещере? – Марина, с нескрываемым восхищением смотрела на Сеню, разные глаза которого горели, светились, кипели янтарем, вечерним виноградом, черным золотом……
– Там карстовые наросты, как фигуры… Одна даже была похожа вот на этот рисунок. Арсений быстро перелистнул несколько страниц и остановился. На них с Мариной смотрел остролицый монах в клобуке, с умными, печальными глазами. «Инок Илия» – старательно, хрипловатым полушепотом прочитал он чуть кривоватую надпись, выведенную все той же, довоенною, тушью…
– Здорово! – тихонько выдохнула она. – Сколько лет прошло, а смотрит на нас с тобою, как живой, ла?
– Да. – задумчиво кивнул Сеня. -Этот монастырь был разрушен… В войну, наверное,… Вот, только рисунки и остались… Дедушка Миша рисовал клево… А тут он и пишет еще, смотри – ка: «Монастырь был небольшой, с белыми стенами из известняка, смешанного с ракушечником, и возник он, кажется, около моря, на месте крепостного вала или ворот… в монастыре был тайный подземный ход, который вел к морю.. При генуэзцах так спасались жители поселения Капсихор, от воинственных крымчан. Кто избежал пожара, тот прятался потом в пещерах и по морю кораблями и лодками добирался до Турции». – Интересно, правда? – Сеня поднял глаза на Марину. – Сплошные тайны.
– Да… Вот еще бы их разгадать! – Она согласно вздохнула, приподняв плечи. Пойдем, чаю выпьем, что ли? Зябко что – то…
***
Но они так и не допили чай… Иван со смехом, нетерпеливо повлек ее к морю, точнее, на галечный пляж. И там она, вынув из кармана юбки квадрат телефона, размахнувшись широко, швырнула его в волны…
– Ух ты, а чего это? И не жалко? – присвистнул Арсений, удивившись неподдельно. И коснулся Марининого локтя, осторожно, бережно, совсем не по – детски…..
– Нет – Она пожала плечом, перекалывая шпильки в волосах. – Я же новую жизнь начинаю. И ничего старого не хочу.
– Правильно. Давно бы так, – пробасил Иван за ее плечом, с хрустом усаживаясь прямо на гальку… Вдоль ленты берега переливались огни: рестораны, мини – отели, кинотеатры.. Только здесь, за скалами, было тихо, лишь властно шипела волна, падали на море сумерки, почти клубились, будто варился черничный кисель… Издалека, словно из другой жизни, доносились до них обрывки мелодий, какие то аккорды, смех, голоса.. Марина упорно пыталась не вслушиваться, но уловив в воздухе, словно поймав вдохом, выправила искаженную мелодию, совершенно свободно, два высоких звука строковского «Последнего танго». Отец и сын на миг замерли, сидя на гальке, потом оба, в унисон, восхищенно присвистнули:
– Вот это да… Ну и слух…
– Я же – певица! – спокойно и свободно уронила Марина, присев на корточки и пересыпая в ладонях гальку.
Сеня кивнул, потом склонив голову к плечу, с легкой улыбкой, прикрыв глаза, лениво протянул:
– Знаем, знаем… А вот, танцевать тебе – слабо? Петь и танцевать сразу? Ты умеешь?
– Попробую – Она вскочила, тряхнула головой, заколка слетела с волос, но Марина тотчас вернула ее на место, вскинув руки вверх, будто держала бубен, вихрем закружилась на месте, напевая только вполсилы, не во всю октаву, без форшлага, песенку Эсмеральду, маня сначала пальцем, потом обеими руками воображаемую козочку…. Или – солнечный луч? Или – волну?