Рядом со мной – доброжелательная соседка. Обращаясь к стоящей, радостно:
– Здесь можно сесть!
Сквозь зубы:
– Хорошо.
Стоит.
Соседка, не успокаиваясь, поясняет:
– Здесь «Кресло для инвалидА» написано!
Женщина молча стоит. Откровенно говоря, она – мужчина.
Нуль-пространство
Москва, Ленинградский вокзал.
Громкоговоритель, многократно, судя по тону – сексуально обездоленный:
– Уважаемые пассажиры! В поезде номер тридцать нулевой вагон находится в середине состава! Повторяю…
Ресторан?? Теряюсь.
Милая мама, жизнь подарила мне и тебе
В общем, общественный транспорт. Полубабуля.
Монополудиалог, если половиной назвать согласное тявканье.
– Я вот Валентине Ивановне Матвиенко, нашей губернатору, доверяю. Как женщине. Она правительство взяла в свои руки. Мне и женщина в Никольском Соборе так сказала. Я иконку купила, они там дорогие, за пятьсот, а я за тысячу купила, Казанской Божьей Матери. Смотрела на нее, а она все плакала, слеза текла, а как на меня посмотрела – вдруг улыбнулась. Я теперь все время на нее смотрю (уже хохочет? – АС). У меня пенсия 2600…
В рабочий полдень
Питер, Московский вокзал.
Билетная касса дальнего следования для всех желающих и торгующих.
За стеклом – необычно расторопная и строгая девушка. Пальчики так и мелькают.
Клиентка из очереди:
– Как Вы хорошо работаете!.. Так быстро!
(…)
– Так.. когда, говорите, отправление?
Работящая девушка из окошечка:
– Дебилы какие-то…
(…)
– В конце вагона? Это где туалет?
Девушка:
– Но конец – не середина же…
– У туалета?…
– У туалета?…
– В конце туалета?…
Правда на правду
Спокойно. Все кончится хорошо. Потому что когда-нибудь наступит моя остановка и я выйду из маршрутки.
А если нет, то все кончится, естественно, плохо.
Я еду.
Сижу.
Позади меня – заднее сиденье. Забитое.
В переднюю дверь заруливает пролетарий в немыслимом поколении, останавливается посреди салона и мрачнеет.
Дело в том, что позади меня, на заднем сиденье, грохочет Упс! Упс! Упс! Из наушников одного молодого человека.
Но до пролетария не дошло, что дело в заднем сиденье. Это же не мотор, а микросоциум, сразу не разобраться.
Вся беда была в том, что перед ним сидел другой молодой человек, у которого Упс было тише, тоже в наушниках, но пролетарий подумал именно на него.
Виновник же сидел тише воды, ниже травы.
Пролетарий набросился на добычу поближе:
– Сделай тише!
Упс! Упс!
Пролетарий вынул ему наушник:
– Ты глухой?
Ответ с сиденья:
– А машина не раздражает?
– Твой звук раздражает! Щас выкину тебя при всех свидетелях, и все будут справедливы!
Упс! Упс!
Оно, это Упс, добралось-таки до крещендо.
Тут добрые девушки, сидевшие вокруг меня, указали пролетарию на истинного виновника беды, счастливого гада, который сидел и лыбился.
Пролетарий пошел в начало салона, взял там зачем-то оставленную большую красную сумку и пересел поближе к настоящему источнику Упс, глядя строго.
Не знаю, что тут на что повлияло – вид сумки, факт ее доставки или само соседство – но Упс прекратилось.
И воцарился мир.
Тогда пролетарий повернулся к соседу, сосавшему пиво, и начал рассказывать, как работал ремонтником. В звуковом диапазоне Упс и шире.
А я приехал как раз!
Я же обещал, что все кончится миром.
Да, забыл сказать. Девчата, меня окружавшие, взахлеб обсуждали журнал с глянцевыми трусами и передачу про Дом номер Два.
Призыв
В метро (я очень внимательно слушаю такие вещи и ничего не путаю) только что прозвучало:
«Помогайте беременным женщинам, помогающим инвалидам и людям с плохим зрением».
Демиурги
Поздний вечер, метро.
Полный вагон рыбаков.
Финский бульон-залив еще не до конца переварил ледяную корку зимнего жира. Рыбаки сидят до последнего.