– Так вот, я послал в Швецию некоего Ганса Ульриха. Он уже дважды выигрывал эту чертову гонку с рудой. И, кроме этого, он прижал финнов с никелем. Он не даром жевал свой хлеб, а комиссионных брал тринадцать процентов. Так вот этого человека четыре дня назад укокошили на теплоходе «Принц Альберт» люди Гиммлера.

– Как? Как укокошили?

– Какому-то ротенфюреру показалось подозрительным волнение Ульриха перед посадкой. Каюсь, я накричал на беднягу перед его отъездом в Киль… Так вот, этот самый ротенфюрер приказал агенту обыскать каюту Ульриха. Тот уходит в ресторан, а возвращаясь, застает в каюте проверяющего чемоданы агента. Ну, естественная реакция: грабитель. Ульрих хватает его за горло, а обученный всем эсэсовским штучкам верзила пускает в ход свои кулаки. И вот результат: пожилой человек с больным сердцем умирает через два часа от сердечного приступа, и я не знаю, кто с таким искусством сможет защищать наши интересы перед этими бессовестными шведскими торгашами.

Геринг подошел к Эккерту вплотную.

– Фридрих, ты рассказал мне все так, как было? Ты не присочинил ничего?

– Все, что я вам рассказал, вы можете сами прочесть в бумаге, которую я только что читал в кабинете группенфюрера Небе.

– Мне нужна эта бумага, Фридрих… Эта бумага должна быть у меня. Через два часа я еду к фюреру. Через час я должен ее иметь на своем столе. – Геринг уселся за стол, придвинул к себе записную книжку в перламутровом переплете. – Этот Гиммлер наглеет с каждым днем. Говорят, у него даже на меня есть какая-то картотека, и недавно он пытался подсунуть ее фюреру. Пора его одернуть… Бумагу, Фридрих, бумагу:

– Нет ничего проще, господин рейхсмаршал. Пошлите кого-нибудь из адъютантов с письмом к Небе, и он не осмелится отказать. – Эккерт стоял перед Герингом, склонившись в полупоклоне.

Министр схватил со стола лист бумаги с личным грифом и, брызгая чернильными кляксами, бегло написал: «Небе, мне нужна та бумага, которую читал у тебя Эккерт. Передай ее немедленно с моим человеком». Размашисто расписался и сунул бумагу в руки Браухичу.

– Пошли туда Вольфа, он служил в СС и знает все их штучки. И пусть без бумаги назад не возвращается.

Когда адъютант бесшумно исчез за дверью, Геринг потер мясистые руки.

– Я ему сегодня устрою… Подумаешь, рейхсфюрер!

– Что бы он значил без Гейдриха и Шелленберга? Они вдвоем с этим чучелом Мюллером уже через неделю засыпались бы… Надеюсь, ты не напишешь на меня докладную, Фридрих? Ты иди, приятель, занимайся своими делами. А я тут немного еще полюбуюсь этими сокровищами. – Он кивнул на холсты. – Когда я вернусь от фюрера, я расскажу тебе обо всем… Иди, иди!

Он почти вытолкал Эккерта за дверь.

В кабинете не сиделось. Спрятав в сейф бумаги, Эккерт вышел на улицу. На всех афишных тумбах еще висели красочные рекламные плакаты, призывавшие берлинцев посмотреть в кинотеатре «Уфа-паласт», что у зоологического сада, кинофильм «Фойер-тауфен», рассказывавший о покорении Польши. Эккерт смотрел этот фильм в кинозале министерства. Сразу после титров авторы предоставляли слово Герингу, и рейхсмаршал долго и хвастливо рассказывал кинозрителям о «подвигах» своих асов над беззащитными городами. Фильм вызвал у Эккерта чувство горечи и гнева. Немецкий народ подготавливался к роли аккуратного исполнителя зловещих планов своего фюрера, и в нем всеми средствами пытались пробудить дух средневековых завоевателей. Чего стоила одна так называемая аллея победы в парке Тиргартен. Она упиралась одним своим концом в фасад новой рейхсканцелярии Гитлера, а другим – выходила на площадь, где красовался аляповатый памятник «Зигесзойле», воздвигнутый в честь германских гренадер, участвовавших в войне с Наполеоном. На аллее, выстроившись в две шеренги, красовались все германские завоеватели, начиная от мифических средневековых курфюрстов до злосчастного Вильгельма Второго. Все это сборище берлинцы иронически называли «Пуипеналлее» (аллея кукол). То и дело по ней маршировали колонны юнцов из гитлерюгенда, и в самый отдаленный уголок парка доносились их крики: «Хайль! Хайль! Зиг хайль!»