Промзона наше выпускала оригинальную продукцию – спортивные гири и гантели от килограмма до двух пудов. Но не только: у нас отливали также чугунные торговые гири и гирьки для торговых и складских весов разного класса. Заводик работал в две смены, но даже и в три он бы не справился с госпланом – оборудование было ещё чуть ли не петровских времён и вечно всё ломалось. Чтобы чинить поворотные кран-балки, транспортёры и рельсовые тележки существовала мехмастерская тоже с допотопным оборудованием и инструментом. Так, был токарный станочек ДИП-200 ещё довоенного выпуска, сверлильный, небольшой фрезерный, самые примитивные нажимные ножницы по металлу и т.п. Тогда в ходу была ацетиленовая сварка на карбиде кальция, но у нас такая была под запретом, ибо зэки могли бы этим карбидом разворотить всё, что угодно, так что применяли электросварку, которая зачастую не тянула по току. Я почему так подробно? – да потому, что именно в эту мастерскую я со временем и попал.

Поначалу я был там, как и все: катал тележки с сырьём (лом чугуна привозили нам по железной дороге, грузил уголь, разбивал готовые отливки из форм и зачищал на них черновой нагар). Но однажды произошло событие, изменившее мою тамошнюю жизнь, а возможно и всю оставшуюся.

На промзоне заправляли специалисты-вольняшки, то есть, главный инженер и мастера были кто с колонии поселения после отбытия основного срока, а кто и ни разу не сидевший технарь из посёлка (или из соседнего городка Зубова Поляна). А вот в мехмастерской заправлял всем такой же зэк, как и мы по кличке Бухой (не из-за пристрастий, а по созвучию фамилии). Ну, над ним был начальник, которого мы особо никогда не видели, разве что в день получки, но распоряжался в действительности именно он – Бухой. Это был уже реально дед годов под 70, весь в наколках разного профиля и назначения (татуировки на зоне – это своего рода книга и подробная визитная карточка, но для посвящённых).

Время от времени бригаду грузчиков-разнорабочих, в которой я и состоял, направляли в распоряжение Бухого для черных работ по его усмотрению. Однажды на утреннем разводе уже возле мехмастерской он появился перед нами с какими-то железяками в руках и произнёс речь в том плане, если кто угадает его загадки, то тот пойдёт работать к нему в подмастерья, а остальные вновь отправятся таскать уголь. Он держал в каждой руке по шестерне от какого-то механизма, задача была определить на которой из них была гипоидная, а где коническая нарезка зубьев.

Перейдя на третий курс технического ВУЗа, я это, разумеется, знал и показал Бухому где что. Остальные промолчали, не понимая даже сути этих мудрёных слов. Бухой посмотрел на меня с интересом и задал дополнительный вопрос (как на экзамене, чтоб поставить в зачётку «отлично»): «Чем отличается сталь от чугуна?». Детский вопрос: «В чугуне углерода более 2% – остальное железо, – а в стали этот процент меньше плюс легирующие добавки».

Экзамен я, таким образом, сдал.

– Бухой: «Как тебя, сынок, кличут?»

– Я: «Студент».

– Бухой: «Студент за мной, а остальные грузить чугуний».

И у меня началась другая жизнь.

Кроме меня в мастерскую хаживало ещё несколько мужичков разного возраста, все сноровистые и рукастые, но тупые как пробка – у них разговоров кроме как про баб и про жратву других не было. Я же был парнишка в очках, из студентов, а стало быть начитанный и со мной было интересно побалакать про самое разное, чем Бухой и занимался. Я для него стал интеллектуальным громотводом в этой гнусной матерной среде, где каждый норовит тебя подколоть, подсидеть и поживиться за твой счёт.