А в мае Егор, осмелев после выпитого за школой портвейна в компании пацанов, увидел ее, идущую из магазина с полной сумкой картошки, подошел и предложил помочь. Она с удовольствием вручила Егору тяжелую авоську. А он запомнил поперечную красную полоску на ладошке. Хотелось поцеловать эту ладошку. Егор тогда удивился: почему хотелось поцеловать не Дашкины губы, а Дашкину руку? Наверное, вино в голове шумело…
Он что-то там пыжился перед ней, пытался рассказывать анекдоты, а Даша почему-то не смеялась. Она вдруг остановилась и сказала:
– Егор, тебе нужно протрезветь. Твоя мама сильно расстроится. У меня есть отличный бразильский кофе. Говорят, кофе отрезвляет. Пойдем?
Егор сидел за маленьким кухонным столом в светлой кухне у Даши. Она расположилась напротив, и солнечные лучи падали на ее лицо. На пушистых ресницах Даши – позолоченная солнечная пыльца.
– Даша, – прошептал Егор, – не крась глаза, ладно? Ты и так – самая красивая.
Она проводила его в армию и обещала ждать. А он…
Егор спал и не спал. Под мирный перестук колес дремалось хорошо. Где-то рядом тихо переговаривались пассажиры плацкартного вагона. Вкусно пахло жареной курицей и укропом – наверное, кто-то, разложив перед собой домашние кушанья, решил скоротать дорогу. Но аппетитный запах вдруг исчез – его поглотила странная, мерзкая вонь: так пахло в привокзальном туалете.
Егор открыл глаза. Напротив его сидел…тот самый ряженый солдат в варежках. Он, ухмыляясь, постукивал правой рукой по поверхности откидного столика. Потом солдат медленно стянул грязную варежку. Вместо предполагаемой заточки Егор увидел огромный коричневый звериный коготь. Длинный рот ряженого растянулся в кривой улыбке, обнажив редкие, острые, нечеловеческие зубы:
– Неправильно делаешь, Егорка! Сначала – хозяин, а уж потом – мамки, девки…
Коготь мерно стучал по столу: тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Егор рванулся, закричал… и упал с вагонной полки.
– Что, перепил, служивый? – ему помог подняться с пола пожилой мужичок, – ничего-о-о, бывает. А, может быть, с нами выпьешь наливочки за компанию? Ну, ты, брат, даешь! Такого храпака я лет сто не слышал. Познакомься: Катерина, супруга моя. И Алексей, мой зять!
Напротив Егора сидела немолодая женщина и мужчина средних лет. На столике разложена нехитрая дорожная снедь. Ряженого нигде не было.
Глава 4
Уже глубокой ночью поезд прибыл в старинный город. Здесь царствовала настоящая зима. Снег покрыл голую землю пушистым, нарядным одеялом. После Ленинградской слякоти и мокреди Тихвинский легкий морозец казался божьим даром. Высоко в небе ярко сияла россыпь звезд млечного пути. Дышалось легко и вольно. Наконец-то! Только ступив на родную землю, Егор почувствовал настоящую радость встречи с милой родиной. Он спешил домой, где его ждали. Что может быть лучше?
Здесь все было по-прежнему. Казалось, городок обошли беды и перемены, поразившие страну. Река у древнего монастыря затянулась синим ледком, а ивы все так же, как и много лет подряд, склонялись над тихой речкой, о чем-то вспоминая. Сонная купеческая улочка мирно отдыхала после шумного дня – да и при свете солнца она частенько подремывала. Провинциальный люд видел десятый сон – не имел привычки шататься по ночам. Егор считал шаги и с удовольствием слушал скрип снега под ногами.
Мама открыла сразу, будто специально сидела под дверью. Обняла сына молча, с той особой материнской жадностью, обреченностью, тяжкой долей всех матерей мира. Сыновья никогда не принадлежат матерям. Подрастут и уходят, едва оглянувшись. И возвращаются только для того, чтобы вновь покинуть дом, где выросли, иногда, так и не узнав, что только тут их любят и ждут по-настоящему.