– И могу ли я просить тебя мне помочь? – осторожно спросил Иварс.

Иван на несколько секунд поднял голову и посмотрел в небо.

– Ты же знаешь, что я отвечу. – Иван говорил тихо, было видно, что произносить эти слова ему удается с большим трудом. – Ты никогда не верил, что у меня есть какие-то способности. Впрочем, я и сам до определенного момента в это не верил.

– Но… – Иварс пытался его перебить.

– Нет, Иварс, нет. Прости. Самое большее, что я могу для тебя сделать, – это молиться. Понимаешь? Не сердись на меня, давай будем честны друг с другом. – Иван сложил руки на коленях и изредка разглаживал складки подрясника. – Я всегда ценил твою прямоту. Послушай сейчас и меня. Подумай, не является ли все то, о чем ты рассказал, что происходит с тобой, расплатой за твои прегрешения.

Закрыв лицо руками, Иварс громко ответил:

– Нет, Иван, нет. – Его голос на секунду окреп, но снова начал дрожать. – Если ко мне это и имеет отношения, то это ничего не меняет. Слышишь? Ничего не меняет. Потому что Анны нет, а я даже не знаю, за что ее лишили жизни и кто это сделал. Если бы я хоть понимал это! И я хотел попросить тебя в этом разобраться.

– Мне не разобраться в этом. – Наверное, Иван пытался оправдаться, но вряд ли для Иварса это имело какое-то значение. – Это должен сделать только ты.

– А детектив? Почему погиб он? За то, что он собирался мне что-то сказать? Но как этот кто-то узнал об этом? Как? Ответь мне, Иван!

Иван поднялся со скамейки:

– Идем в дом, здесь недалеко.

Молча, думая каждый о своем, они быстро прошли по дорожке и свернули на одну из улиц, в конце уходившую вниз, туда, где Иварс оставил машину. Он о ней уже практически забыл, и только эта дорога заставила его вспомнить, что в Тукумс он приехал именно на машине, а не на электричке, как было в молодости.

– Судя по всему, ты на машине, Иварс? – Иван внимательно осмотрел его, приметя отсутствие сумки и каких-либо вещей с собой.

– Конечно, на машине, – удивился Иварс.

– Правильно, правильно, к нам теперь электрички ходят гораздо реже, чем раньше. Говорят, кризис, временная мера. А в автобусе в жару совершенно невыносимо, да и укачивает немного, все-таки от города к нам путь неблизкий. – Иван замедлил шаг. – Ну вот, почти пришли. Жены дома сейчас нет, дети у бабушки. Она их балует, правда. Уже почти взрослые они, да все равно в душе дети. Ну вот, проходи.

В небольшом доме, выкрашенном в грязно-серый цвет, семья Ивана занимала квартиру на втором этаже. В Тукумсе много старых домов, спрятанных в узкие, причудливо изогнутые улочки. И это был именно такой дом и именно такая квартира. Иван включил свет. Много книг, иконы на полках и в углу в комнате, куда была открыта дверь. Если не считать работу священником, Иван нисколько не изменился. Во всяком случае, Иварс, окинув взглядом квартиру, подумал именно так.

– Сейчас каникулы, так у меня стол еще и тетрадями завален. – Иван кричал с кухни. Было слышно, как он открыл воду и набирает ее в чайник. – Ты не представляешь, о чем сейчас школьники пишут сочинения, совсем не представляешь. Это в наше время писали о земледельцах, о партизанах, что-то наигранно патриотическое или навеянное чем-то наподобие «Молодой гвардии». – Пытаясь перевести разговор, Иван затронул свою излюбленную тему. – Сейчас герои другие. Не скажу, что они лучше или хуже, но другие. За двадцать лет столько изменилось, Иварс. Я смотрю и удивляюсь.

– Чему удивляться? – Иварс разглядывал книжные полки, которые были в квартире повсюду, даже в коридоре и на кухне.

– Тому, что никогда еще у нас за такой короткий промежуток времени не подрастало поколение, которое не ценит того, что двадцать лет назад для него было сделано. – Иван доставал из шкафа чашки и блюдца. – С другой стороны, я почти перестал общаться с друзьями из Ленинграда, так просто туда теперь не съездишь, даже если пишут и приглашают. Ну, ты, наверное, помнишь, когда мы были на четвертом курсе, они приезжали к нам на практику.