– Трос у Варенухи возьми, верхонки у меня в багажнике вместе с фомкой. Сейчас народ поест и пойдем разгребать. Про трупы пока молчи, не стоит панику поднимать. Растащим деревья, потом введем народ в курс дела.

Увидев трактор, артельщики забыли о жрачке и принялись расспрашивать, как нам удалось сговориться с крестьянами. Но Михась молчал, а я присел к разведенному в стороне от дороги костру и наложил себе полную миску макарон с тушенкой, чтобы пресечь расспросы. Напарник ничего на этот мой жест не сказал, просто ушел к своей фуре и залез в кабину. Что я мог сказать убитому всем произошедшим парню, которому довелось за раз увидеть такое количество покойников, сколько он бы не увидел и за всю жизнь? Утешать я не умею, а от аллергии на созерцание мертвечины вылечился еще в девяносто пятом, когда трупы на улицах одного южного города валялись, как опавшие листья по осени: их было до фига и они жутко воняли. Дня не проходило, чтобы с трудом запиханная в желудок хавка не просилась обратно. Спустя какое-то время я притерпелся, замкнулся и очерствел душой. Созерцание чужой смерти сделало меня не то чтобы равнодушным к своей собственной, отнюдь. Просто пришло понимание, что смерть – это часть жизни, и ее не избежать, какие бы чувства ты к ней ни питал. Деревенским повезло умереть тихо, без мучений, но само собой, я им не завидовал. И еще один урок я выучил на войне: как бы плохо тебе ни было, никогда не отказывайся от еды, если есть возможность подзаправиться. Голодать приходилось неделями, про горячее даже речи не было, и мнимый запах куриного супа, бывало, доводил до исступления.

Пока я ел, Варенуха и двое водил наладили стяжку, и трактор споро оттаскивал поваленные хлысты на обочину. Спустя час спорой работы завал был с грехом пополам расчищен. Мужики только ворчали во время процесса и просили не путаться у них под ногами. Наконец завал разгребли настолько, что моя «пятерка» и фуры спокойно могли пройти по шоссе. Выбитое камнем стекло не заменить, поэтому ехать придется медленно, но я настоял на том, чтобы мы задержались еще немного. Собрав вокруг себя всю нашу небольшую артель, я коротко рассказал, что мы увидели в деревне. Сначала никто не поверил, но после того, как я продемонстрировал фотку, сделанную на камеру мобильника, прибалдевший народ начал стихийный митинг. В глазах людей, даже сжимавших в руках оружие, плескалась только одна эмоция: едва сдерживаемый панический ужас от мысли о том, что эта бойня может означать на самом деле. Так или иначе, но мне удалось призвать водил к порядку и напомнить, что произойдет, если груз в срок не прибудет в Новосибирск. Михася я посадил к себе в машину, приказав на всякий случай приготовить оружие. Он положил карабин на колени и с болью посмотрел на меня:

– Антоха, что творится, ты понимаешь? Почти сорок человек так вот просто на тот свет отправить, это же кем нужно быть…

– Приедем в Болотное, пойдем к местным ментам. – Я повернул ключ зажигания. – Главное, по сторонам поглядывай. Может, бандиты эти рядом ходят, а у нас груз ценный…

– Но ты ж сам сказал…

Меня накрыл приступ злости: на Михася, на долбаную работу, хитрых шоферюг и даже на мертвых крестьян, попавшихся мне очень не вовремя. Всем вокруг нужно простое и желательно нестрашное объяснение, после которого все встанет на свои места: мы спихнем сорок трупов ментам и спокойно поедем дальше, сдадим груз и через трое суток будем дома. А в квартирке свет, тепло и телевизор. Добавим на грудь пару пива и жизнь снова станет прекрасной и удивительной! Самое страшное, что так думают все. То есть поголовно все, не исключая и тех, кто будет искать убийц этих потравленных людей. Тотальное равнодушие, пустые сердца, мертвые улыбки и повсеместная трескотня бравады. Неспокойную совесть и чувство опасности можно заглушить трепотней с друзьями. А для псведоэкстремалов есть Интернет и всякого рода псевдовойнушки, шатания по пригородным лесам с игрушечным оружием – тоже своего рода разрядка. В реальной жизни все совсем иначе: вот есть мертвые дети, а вот совершенно очевидная причина – минометный обстрел. Я знаю, что ни один промышленный газ так быстро не убивает, а вот газ военный вполне способен. Но подсознание не хочет мириться с очевидным, отводит глаза, убаюкивает логику. Это меня отрезвило и, поборов минутный всплеск эмоций, я как можно тверже сказал приятелю: