– Эва, сколь всего нахапали! – Варенуха уже где-то добыл себе кусок ветоши и деловито счищал грязь с больших, похожих на совковые лопаты, рук. – Что же, все у наших отняли?

– Не обязательно отняли, – Мишка уже не выглядел подавленным. В голосе приятеля слышались нотки раздражения. – Смотри, ведь даже еще советское, есть вот штампы еще восемьдесят девятого года! Может, генерал какой пиндосам подарил, а солдатиков под ракеты подставил, чтоб не занашивали казенное! Нет, Антоха, хоть убей не пойму, как это все случилось, да еще так быстро?! Есть же и у нас техника новая. Спутники, корабли, оружие ядерное, мы же были такие сильные, а?..

Все эти вопросы я уже где-то слышал и, что страшило сейчас больше всего, точно знал, откуда это «дежавю». В детстве и на протяжении почти всей своей недолгой жизни я любил смотреть фильмы о войне. Больше всего нравились те, где наши советские солдаты и командиры без колебаний и очень уверенно побеждают хоть и сильного, но все же уступавшего нам почти во всем врага. Те же, где рассказывалось о горьких днях первых месяцев войны, поражениях, отчаянии, я особо не жаловал. Распробовал эту горечь я только после того, как сам побывал на войне настоящей, но с горечью приходилось признать, что с подвигами дедов сравнения нет никакого. Духи, даже хорошо вооруженные и местами грамотно руководимые, с немцами и их отлаженной армейской машиной на одну доску поставлены быть не могут. Это не умаляет заслуг тех, кому довелось поучаствовать в обеих чеченских заварухах, – дрались хорошо, себя не жалели, стыдно не было ни грамма. А вот когда против тебя во весь рост поднимается точно такая же армейская машина, но движимая чуждой идеологией, с совершенно иным взглядом на то, как нужно воевать… Деды имели за плечами мясорубку гражданской войны, потом мелкие стычки с япошками и тяжелый опыт белофинской кампании. Но было и еще кое-что: их вела и поддерживала ИДЕЯ. Вера часто бывает важней пушек и танков. А что есть у нас? Только жидкая мешанина из православия, гнилых идей предателей-диссидентов да абстрактных призывов к защите Отечества. Когда мы воевали, всех накрепко спаяла ненависть к духам, желание мстить за павших друзей. Про все эти заморочки с возрождением монархии, битием поклонов у икон и вдыханием фимиама никто не заикался. Да еще этот власовский флаг[9] на рукаве… Нет, во время службы я про такие нюансы старался забыть, держа в уме родное, серпасто-молоткастое привычное красное знамя бригады. Фиг его знает, что хотели тогдашние, теперь уже бывшие хозяева страны, когда выбирали этот флажок как государственный символ. Вообще, от политики и всяких там ревизий истории всегда держусь как можно дальше: тихо смотрю советские фильмы, залитые на старенький домашний комп, и редко включаю телевизор. Этот лживый ящик стоит у меня на холодильнике, там я иногда слушал новости или включал какой-нибудь канал, где рассказывают про еду или рыбалку. Теперь уже все это кажется таким далеким, словно и не со мной было.

…С самого первого мгновения там, в отравленной газом деревне, на душе словно наступила зима. Истинное, понятое умом положение вещей отторгалось моей внутренней сутью. В какой-то степени можно считать везением, что лицо досталось мне от рождения совершенно невыразительное. Мало кто из окружающих мог похвастаться, что вывел меня из себя или развеселил – и увидел результат. Даже самому иногда бывало неудобно и приходилось специально показывать людям мимикой, что да как. Теперь же и внутри меня все замерло, как будто реальный мир отгородили стеклянной стеной. Все чувства спрятались, чтобы выжить, пришлось заставлять себя действовать правильно, прикладывая огромные усилия для того, чтобы держать себя в руках и не завыть от безнадеги и тоски. Когда я был на Кавказе, всегда оставался уголок дома в душе. Непременным было чувство уверенности в том, что когда-нибудь срок службы подойдет к концу и я вернусь туда, где войны нет. Но похоже, фигуральное выражение «Каждый солдат приносит войну с собой» обрело реальный, кошмарно-абсурдный смысл. Война, притаившаяся внутри, проросла, дала всходы, и ее споры рассеялись по квартире, району, городу, захватили всю страну. Так случилось по жизни, что выбирать профессию мне не пришлось: школа, два курса института, а потом – только армия и война. Ничего другого я не умею и, как правильно заметила бывшая супруга, – горбатого могила исправит. Сначала был вынужден учиться воевать, потом просто понравилось. Но всегда и во всем, с раннего детства выработалась привычка до тонкостей знать любое дело и всегда выходить победителем. Всегда. Так было и во время обеих кавказских войн. Предательство бизнесменов, рулящих армейским начальством, не мешало мне и сослуживцам по отдельному разведбатальону Н-ской мотострелковой бригады до конца разбираться с врагом. Шли в поиск, часто без формального приказа, и честно воевали, заслужив ненависть и даже некоторое уважение тамошних духов. И все приходило к логическому завершению, всегда явно ощущалась черта, дойдя до которой, ты понимал: мы победили.