Получив широкое распространение в качестве объяснительной модели в 60-е гг. прошлого века, теория модернизации быстро обнаружила существенные недостатки. Главным из них было рассмотрение политической традиции как препятствия на пути модернизации, консервирующего социальную «отсталость» и затрудняющего институциональные реформы. Наиболее показательной в этом отношении стала известная работа Т. Маршалла.126 Уже в 70‒80-е гг. XX в. происходит серьезная переоценка места и роли традиции в модернизационном процессе. Исследователи приходят к выводу, что традиция (особенно это касается сферы права) должна анализироваться конкретно-исторически, поскольку в различном историческом контексте традиционные структуры ведут себя по-разному, как препятствуя, так и способствуя процессу модернизации. Этому аспекту модернизационной теории посвящены многочисленные работы основоположника социологической школы в модернизационной теории Ш. Эйзенштадта. Ему же принадлежит идея о том, что в ходе успешной модернизации общества традиция не разрушается, но определенным образом трансформируются.127
К началу нашего столетия было теоретически осмыслено то обстоятельство, что роль традиции в модернизационном процессе нельзя недооценивать. Связь, которая соединяет общество с его прошлым, никогда не может исчезнуть полностью. Эта связь наследуется благодаря самой природе общества и составляет основу традиции.128 Более того, по справедливому замечанию Э. Хобсбаума, традиция в определенной степени может конструироваться, чтобы обеспечить легитимность политических действий, в том числе самого радикального характера, способствовать легитимации институтов и личного авторитета.129 Последствия таких действий по конструированию определенного образа традиции могут оказаться более чем реальными.
Такое понимание традиции существенным образом повлияло на модификацию исследовательской повестки при изучении политических институтов различных обществ, переживающих процесс трансформации. В отличие от классических определений модернизации, трансформация понимается как комплекс социально-политических изменений, посредством которого менее развитые общества, транслируя во времени политическую традицию (включая сюда и механизмы, обеспечивающие подобную трансляцию) обретают черты и характеристики, отличающие развитые общества. В этом отношении конституционное устройство Англии и история партийно-политической системы страны в период между 1688 и 1832 гг., являются впечатляющим примером трансформации политической традиции. Будучи помещены в подобный методологический и историографический контекст, проблемы трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании второй трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., оказываются весьма притягательным объектом для комплексного исторического исследования.130
Основное внимание исследователей при этом сосредотачивается на изучении места и роли традиционных политических институтов в процессе трансформации, а также на определении круга тех общественных институтов, которые самым непосредственным образом обеспечивают трансляцию политической традиции в ходе модернизации общества. Акцент исследования при этом смещается в сторону выявления ненамеренных социальных последствий интенциональных действий акторов исторического процесса. Работы Дж. Кларка и его последователя Дж. Блэка являются прекрасными иллюстрациями именно такого методологического подхода. При его детальном рассмотрении несложно заметить одну характерную особенность. То, что казалось в середине 80-х гг. прошлого века едва ли не «историографической революцией», на самом деле оказалось исторической концепцией, базирующейся на достаточно серьезной методологической основе. Другое дело, что современные историки зачастую предпочитают обходить сложные методологические вопросы, не отдавая себе отчет в том, как это скажется на качестве их собственных теоретических обобщений.