– До свидания, – бормочет Анечка.

– Ага, увидимся! – счастливым голосом отзывается Шевелёв. Бросив злой взгляд на Вадика, Васильев толкает дверь для меня:

– Прошу.

– Спасибо. – Юркнув под его руку, пытаясь сдержать смех, вылетаю в прохладу улицы, которую успели накрыть прозрачные осенние сумерки. С удовольствием втягиваю в лёгкие воздух – чистый, каким он бывает только после дождя.

– Ф-фу, – с облегчением фыркает позади меня Вадик. – Наташ, ты представляешь… – оборачиваюсь – ты даже не представляешь, что там было. Такое ощущение, что Ивантеев решил напоить нас в дрова, но Александр Владимирович принял удар на себя, а я…

– Ага, она представляет. – Жёстко обрезав Вадиму не вовремя раскрывшиеся крылья, Васильев переводит хмурый взгляд на меня: – Кстати, я вам должен.

– За что?

– За цветы.

– Вы же уже заплатили.

– За цветы Ларисе, – уточняет Васильев.

– Вы ничего мне не должны. – Я отворачиваюсь.

– М-м… И вот вечно этот недовольной тон. И спор на пустом месте.

Не оглядываясь, протягиваю ладонь. К моему удивлению, в мою руку ложится не купюра, а нечто металлическое и тяжёлое. Изумлённо подняв брови, рассматриваю брелок от «БМВ».

– Везите. Всё, как вы хотели… Только осторожней. Чёртова машина… Кто был знал, как я её ненавижу! – Игнорируя мой потрясенный взгляд, Васильев взъерошил волосы и поплёлся в сторону «бэхи». Распахнул дверцу, с остервенением содрал с себя пиджак. Потом, одумавшись, аккуратно развесил его на кресле и плюхнулся на сидение. Рывком пристегнул ремень, достал из кармана мобильный.

– Да, привет, это я, – резко и отрывисто бросил он в трубку. – Что?.. Да, выпил… да, много… Да, еду домой… Да не волнуйся ты, меня есть, кому отвезти! Всё, пока. Пока!

– С кем это он? – интересуюсь у Вадика я.

– Ну, это…

– Так, вы там докурили? – доносится до нас повелительный рык Васильева.

– Прости, Наташа, но это – не моё дело. – Пряча глаза, Вадим отстреливает «бычок» и спешит к автомобилю».

5.

«Наконец-то и мадемуазель Павлова соизволила сесть в машину. Пока она устраивается за рулём, прикрыл глаза, откинулся затылком на подголовник. Господи, кто бы знал, как мне сейчас плохо! Из-за поджелудочной я вообще стараюсь не пить, а тут вдул… то есть выдул… кстати, а сколько я выпил? Пол-литра? Уй-ё…

В голове выстреливает очередной фейерверк.

– Как сидение настроить? – доносится до меня звонкий голосок Павловой, режущий барабанные перепонки почище любого сверла.

– Кнопка под левой рукой, – буркнул я.

– А зеркала?

– И зеркала под левой… Слушайте, вы же, кажется, водили!

Приоткрыв один глаз, наблюдаю за Павловой, ёрзающей на сидении и разглядывающей панель приборов.

– Ну, что на этот раз?

– А можно, я пиджак сниму? – спрашивает она.

– Да хоть всё!

«Зря сказал», – мелькает в моей голове, когда «балерина» возмущенно округлила глаза и уставилась на меня. Смутившись, потёр лоб, приоткрыл окно:

– Вадим, у тебя есть сигареты?

Шевелёв протягивает мне пачку, я разворачиваюсь к Вадиму, и тут «балерина» выжимает педаль газа. «Бэха» резво прыгает вперёд, Вадик бьётся головой о потолок, а я вцепляюсь одной рукой в «торпеду», а другой в тёплую коленку Павловой.

– Простите. – Я быстро убираю руку от её ноги, ощущая, как напряглись её мышцы.

– Аккуратней! – смеётся Вадим.

– Ничего, – помедлив, сообщает Павлова и оправляет юбку.

– Наташ, а что с образцами плат? – Не подозревая о наших сложностях, Вадим протягивает мне зажигалку. – Так вы же в машине не курите? – спохватывается он.

– Уже курю, – злым голосом отзываюсь я.

– Отлично, я тогда тоже покурю, – радуется Шевелёв. – Так что там с тестами, Наташ?

– Сейчас расскажу, только на Калужское шоссе выберемся.