– Привет. – Я прислонился к стене, гадкие мысли о вчерашнем начали медленно ворочаться.

– А ты чего с подушкой под мышкой?

– А ты чё с душком под мышками?

Странно, но меня хватило на такой каламбур.

– Да ладно, к соседке ходил? К какой?

– Лучше не спрашивай.

– Значит, к Нине Михайловне! У неё ж муж на фронте погиб!

– Пустозвон ты… Иди к себе. – Прямо в обуви я пошёл в ванную умыться.

У меня большая ванная, с джакузи, с подогревом пола, с сушилкой и прочей ерундой. В помещении стояла ужасная вонь, на полу валялись осколки разбитого флакона «Диор». Ничего такого я не помнил, так как это произошло уже после затмения мозга. С трудом узнав себя в зеркале, я освежился холодной водой и пошёл на кухню, надо было как-то утолить жажду. В гостиной, куда перебрался Леонид, был включён телевизор, сосед явно не спешил меня покинуть. Резко открыв холодильник, так, что он чуть не упал на меня, я обнаружил в его нутре искомую минералку. Взял прозрачную бутылку, секунду думал: наливать в стакан или пить из горла? – но вспомнив, как Танька любила порядок, воткнул горлышко в рот.

Часы на кухне остановились и показывали несусветное время; я вспомнил, что как-то Таня рассказывала мне про свой фирменный знак расставания – вынимание батареек из часов перед уходом.

Шумно напившись, я зачем-то взял со стола блюдце с печеньем и пошёл в гостиную. Пища была противна. Квартира после вчерашнего урагана напоминала тарелку во время еды.

По телевизору шла передача «Успешные люди», известный актёр откровенничал, как ему было тяжело сниматься в очередном сериале, ведущая, как казалось, заинтересованно слушала, и только опытный глаз мог бы заметить, что она равнодушна и к лицедею, и к его повести.

– Ну, рассказывай, что случилось. – Леонид пододвинул к креслу, в котором сидел, зеркальный столик на колёсиках и, взяв штоф с коньяком, налил его в два толстенных стакана.

– Поставь коньяк на место и выключи телик. – На серьёзную злость у меня не было сил, я безвольно плюхнулся во второе кресло рядом с соседом.

– Ты не серчай, я хочу как лучше. Вот тут нашёл записку на столе…

– Отдай сюда!

Он передал мне кусок мятой бумаги, на которой я вчера по пьяни что-то накалякал. «Жизнь проиграна, я сделал ставку и всё потерял…», – дальше в том же духе, в конце: – «…будьте вы прокляты!»

– Если ты читал эту чушь, значит, нечего тут объяснять.

– Нет, есть! Жена ушла – понятно, разорился – понятно, всё отнимут – понятно. Но что ты собираешься делать дальше?

– Сдохнуть…

После паузы я всё же решил выговориться:

– Ты пойми, я полный неудачник. Хотел стать писателем, а кем стал? Полюбил корыстную тварь и остался один, были деньги, теперь нет, на могиле у родителей с похорон ни разу не был, брат от рака умирает в больнице… Плохой сын, муж, брат, слава богу, не могу сказать, что плохой отец, конченый, никого не любящий кусок. Да и меня никто не любит. Нет ни женщины, ни друзей, ни дела, ни родных, так что всё правильно: только сдохнуть! – Огненная жидкость опрокинулась внутрь.

– Я понял, но это всегда можно успеть. – Сосед осторожно налил мне и себе ещё коньяку. – Да и к тому же тут главное не спешить с выбором, так сказать. Вот ты считаешь меня старым говнюком-рокером, а я тебе вот что скажу.

Он зачем-то встал.

– Шопенгауэр говорил, что нигилисты могут пренебрегать всем, потому что способны без сожаления отдать жизнь в любой момент, это их оправдывает.

– Н-да, не в труде просрёшь ты время своё. Тебе совсем… людей не жаль?

– Мне никого не жаль, я вообще не верю в одушевлённость людей, просто потому, что не могу представить, что они делают, когда я их не вижу. Но у меня есть цель, я стараюсь прожить жизнь как можно незаметней. Потому как уже давно понял, что в этой мне ловить нечего, и я жду следующую.