Райский уголок, что и говорить. Целый месяц песка, пальм, солнца и коктейлей. Жена не расставалась с улыбкой, то и дело целовала меня, что даже слегка поднадоело. Сколько раз мы пытались предаться любви в море, не сосчитать, хоть режьте, наверное, у нас в конце начали прорастать плавники, так часто мы были в воде.

Но всё заканчивается, подошёл к концу и сказочный отпуск. Сейчас, правда, воспоминание о нём вызывает скорее отвращение, чем радость, ну а тогда глупое счастье обуяло меня.

А по возвращении в Москву всё это и началось. Осенью, через два месяца боёв и судебных разбирательств, на удивление скорых, придя домой уже с достоверной информацией о закрытии магазина и огромных налоговых штрафах, я решил всё рассказать жене. До этого ничего ей не говорил, надеясь, что всё обойдётся.

– Приве-ет, лапик. – Она подбежала ко мне и нежно обняла.

– Тань, у нас проблемы, привет. – Я чмокнул её.

– Что такое?

– Пойдём сядем.

Мы пошли в гостиную, где можно было сесть в удобные кресла и выпить крепкий кофе. Таня присела ко мне на колени. Я вкратце сказал ей, что нашей фирмы больше нет, нашего счёта в банке тоже, а нашу квартиру придётся продать. Жена, естественно, спросила: «В чём же дело?» – и я ей всё подробно объяснил. Реакция Татьяны для меня была абсолютно неожиданна – она вдруг зарядила мне такую пощёчину, что чашка с арабикой пулей вылетела из руки, а из носа струйкой побежала кровь. Затем были крики с обеих сторон, по-моему, я назвал её потаскухой, лживой овцой, деревенской курицей, она же вполне резонно назвала меня импотентом, у меня действительно после тридцати не всегда получалось. И, конечно, классическое:

– Развод, сука!

Потом Таня собрала свои вещи, прихватив подаренные мной драгоценные побрякушки, и уехала. Куда? Не знаю и не хочу знать. Впрочем, я успел к ней привязаться, хотя и понимал, хитрая она.

И что прикажете теперь делать, начать всё сначала, а пока почитать хорошую книгу? Нет. Ничего не хотелось, жизненных сил не было. Только атрофия воли. Ночью я капитально напился в одиночестве, сидя на подоконнике и глядя на фонарный столб, мигающий азбукой Морзе, потом выбежал на свою Затонную улицу и, кажется, искал аптеку, что было совсем бессмысленно, потому как её на улице и в помине не было.

И вот, продирая глаза, я не понял, где нахожусь. Какая-то грязно-розовая стена, кафельный пол, вкус хмельного полураспада во рту, ступеньки… точно – лестничная клетка. Наверно, я так и не добрался домой с улицы, но почему здесь подушка? На стене была отпечатана цифра 5, я жил на цифре 6. Поднявшись на свой этаж, с удивлением обнаружил, что дверь в квартиру приоткрыта, видно, не закрыл вчера. Воровато озираясь, я зашёл в собственное жилище. В холле сидел мой сосед по этажу Леонид по кличке Джонни, пятидесятилетний рокер, непонятно чем занимающийся, из поколения, ценившего американские джинсы очень высоко, особенно с аутентичным кожаным лейблом: тем, что с двумя погонщиками мулов. Он сидел в своей потёртой косухе на диванчике и читал газету. Заметив меня, он включил звук:

– «Звезда Голливуда Хлоуи Миламс Ли, чьё среднее имя досталось ей в честь супермаркета, в который любили ходить её родители, предложила вывести породу детей…», – хм… детей, – «…чьё развитие ограничивалось бы двухлетним возрастом, в котором бы они и оставались, не старея. “Многие любят детей старшего возраста, но все обожают малышей, они чисты и не знают зла, – цитирует её слова таблоид, – было бы замечательно, если бы генетикам удалось получить такого маленького человечка”. Хлоуи выразила мысль, что созданного ребёнка можно передавать от одной бездетной паре к другой. “Этот малыш мог бы осчастливить множество людей, спасти от депрессий и подарить тепло, удовлетворив родительский инстинкт”». Вот это да! Как тебе, Володь?