С одной стороны, рептилоидам скучновато, конечно, без красивых женщин, с другой, удобно, отсутствовала конкуренция. А веселье обеспечивала конкуренция за силу, как у Дона Хуана – «охотник за силой». Здесь все были такими охотниками, и наверх лезли исключительно по головам.

Тем ни менее, они сумели построить какое-то жизнеспособное общество, друг друга не перегрызли. Впрочем, чему удивляться, в волчьей стае тоже выстраивается иерархия и царит порядок. А упомянутый уже Третий Рейх также был миром закона и порядка или контроля и учета.

Но сила мне нравилась, плечи расправлялись, голова поднималась, позвоночник выпрямлялся. Суставы не болели уже давно.

Жена заметила, что я вроде стал выше ростом. Я удивлялся: как же так, я вегетарианец, меня реально подташнивает в мясных рядах на рынке, а вдруг чувствую родство с этой людоедской цивилизацией. Видимо, природу не обманешь.


– Первая пара пошла! – крикнул я, и двое воинов бросились вперед.

– Вторая! – и махнул рукой.

Сработали четко, как на тренировке. Погибли только двое. Один не попал в глаз, и копье бесполезно скользнуло по стальной шкуре, а сам воин упал под ноги паровозу. Другой не сумел правильно вонзить копье, его не подбросило, и воин тоже свалился перед чудовищем.

Паровоз наехал на них и остановился. Загудел, выпустил клубы пара и больше не двигался. Единственный оставшийся глаз выглядел остекленевшим. Сдох? Или еще очухается?

Мы сутки боялись к нему подойти. Выставили дозорных, воткнули копье в последний глаз. Ждали.

Наконец, заметили, что паровоз начал остывать. Все-таки сдох. Старейшина приказал устроить праздник. Я не участвовал, ходил вокруг монстра и думал можно ли из него сделать что-то полезное, и не появятся ли его соплеменники.

Когда веселье закончилось, мы обязали паровоз веревками, подсунули бревна и всей деревней повалили на бок.

Живот представлял собой такую же броневую плиту, но пасть была открыта, и туда с легкостью мог забраться взрослый человек, в смысле рептилоид. Других отверстий на его теле мы не обнаружили. Как же твари размножаются? Наверное, через рот и размножаются, что туда, что оттуда.

Потрошить его мы тоже начали со рта. Двое потом умерли, видимо внутри все-таки была какая-то отрава. Но мясо оказалось на удивление вкусным.


Так паровозы могли бы и вымереть, мы бы их сожрали, как первобытные люди мамонтов. Охота на них, конечно, была сопряжена с определенным риском. Да, что там риском, напрямую требовала человеческих жертв. Паровоз убить, это не допла завалить. Но мы сумели их использовать не только как еду. Мы сумели их одомашнить. Подбирая дозу яда приводить их в состояние сомнамбулизма и ездить на них в этом состоянии. А дальше с развитием науки вообще войти в симбиотические отношения и даже выращивать паровозов с заданными свойствами. Так что к началу космической эры диких, свободно живущих паровозов на планете не осталось – только картинки в детских учебниках, там же, кстати, где писалось и обо мне – Великом Объединителе Племен.

И памятник мне в каждом городе. Жалкая попытка придумать какой-то суррогат религии. Как я вижу это теперь, со своей четырех, шести, восьми(?) тысячелетней земной истории.


Религии у рептилоидов не было, но письменность была. И образование было, и наука, и медицина, и все что положено для освоения космоса. Да и такого освоения, которое и не снилось нашим мудрецам. А вот литературы не было. Никому не приходило в голову написать что-то бесполезное. А возможно, что подобные попытки и были, но пресекались, были наказуемы и тайны. О подобных вещах я судить не мог, мое проникновение в рептилоидные жизни было недостаточно глубоким.